Аркадий Адамов - Личный досмотр. Черная моль

Свекловишников махнул рукой и снова зашагал по комнате.

— Где уж мне тебя понять! — насмешливо протянул Плышевский. — Происхождение мешает. На заре истории мы с тобой были, как говорят, по разные стороны баррикады.

Свекловишников так круто повернулся, что с грохотом опрокинул стул.

— Ты мое прошлое не трожь, — напряженным голосом произнес он. — Не трожь, я говорю!

— Слушай, брось фиглярничать! — Плышевский брезгливо поморщился. — Твое пролетарское происхождение и революционные заслуги меня сейчас абсолютно не интересуют. Абсолютно. И вряд ли даже суд их учтет.

— А-а, судом грозишь! — багровея, прошептал Свекловишников. — А из-за кого он будет надо мной, этот суд? Думаешь, я забыл, как взял у тебя первые две тысячи? Вот он, крючок. Он у меня теперь здесь, здесь сидит. — Он указал на горло. — Не вытащить… Кровью захаркаю…

Плышевский раздраженно пожал плечами.

— Бабой, истеричной бабой стал. И это в такой момент.

— Дорогие друзья, — вмешался наконец Фигурнов, до этого с интересом наблюдавший за разговором. — Позволю себе заметить, что прения сторон следовало бы закончить. В любой момент может появиться наша очаровательная хозяйка, и тогда…

— Она придет не скоро, — успокоил Плышевский, взглянув на часы. — Спектакль кончается в половине двенадцатого, а она занята в нем до последней картины.

— Это ничего не меняет, душа моя, — мягко возразил Фигурнов. — Пора переходить к существу дела. Между тем переживания уважаемого Тихона Семеновича придают этому делу, я бы сказал, не тот аспект.

Плышевский кивнул головой.

— Ну, давай ты, Оскарчик, давай, светлая голова.

Фигурнов приподнялся на локте.

— Начну с некоторых исходных моментов. Первое обстоятельство, которое мы вынуждены констатировать: УБХСС в лице некоего капитана Ярцева негласно занялось фабрикой. Второе: МУР не угомонился и копает дальше в весьма нежелательном для нас направлении. Я имею в виду так называемую кражу на складе и Доброхотова. И третье, — тем же выспренним тоном продолжал Фигурнов, по привычке жестикулируя рукой, — на фабрике выявились активные помощники у этих пинкертонов. Главный из них — Привалов. Так, кажется, говорила вам вчера Полина Осиповна?

Свекловишников, не отвечая, настороженно застыл в углу, по-бычьи склонив большую, шишковатую голову, и в упор, не мигая, смотрел на Фигурнова.

— Есть еще один момент, — продолжал Фигурнов, многозначительно подняв палец. — Коршунов стал носить новую шапку. Но об этом я позволю себе сказать ниже. Сейчас я хочу предложить вам, уважаемые друзья, один ход, эффектный и неожиданный, так сказать, ход «конем».

Фигурнов на секунду умолк, обведя взглядом обоих своих слушателей, затем с прежним пафосом продолжал:

— Осмелюсь заметить, я не случайно задавал вам вначале столько на первый взгляд несущественных вопросов. Подведу некоторые итоги. За последнее время в МУР вызывались среди прочих закройщица Голубкова и начальник цеха Жерехова. Все это просто великолепно, смею вас уверить!

Он снова умолк, делая эффектную паузу. Свекловишников напряженно сопел в углу, силясь понять, куда клонит Фигурнов, и, наконец в недоумении скосил глаза на Плышевского. Тот сидел с невозмутимым видом, потирая широкий бритый подбородок.

— Теперь вопрос к вам, уважаемый Тихон Семенович. — Фигурнов повернулся к Свекловишникову, сделав широкий жест рукой и как бы приглашая того вступить в разговор. — Что представляет из себя ваш начальник главка Чарушин?

— Степан Григорьевич? — неохотно переспросил Свекловишников. — Крепкий мужик, напористый и с этим, с самолюбием. Своих в обиду не даст. Ну, и за ошибки и особенно за план спуску от него тоже не жди. А уж ежели про наши дела узнает…

— Докладывать не собираемся, — оборвал его Фигурнов. — Итак, отмечаю три пункта: самолюбив, своих в обиду не даст, очень болеет за план. Та-ак, а теперь разрешите сообщить, что мною задумано, — торжественно произнес Фигурнов. — Такого хода и не ждут уважаемые деятели с Петровки. Это будет для них вроде водородной бомбы.

Сделав еще одну паузу, Фигурнов продолжал, хитро щуря свои черные проницательные глаза и еще энергичнее жестикулируя рукой. По мере того, как он говорил, на длинном, костистом лице Плышевского все отчетливее проступала довольная усмешка. Даже мрачный Свекловишников слушал его с нескрываемым уважением.

— Итак, — закончил Фигурнов. — Ты, Олег Георгиевич, берешь на себя Привалова, вы, Тихон Семенович, — верха. А текст этого документа подготовлю лично я. Ну, как ваше просвещенное мнение?