Мэри Райнхарт: Винтовая лестница

Первая ночь прошла без особых потрясений. Я всегда с благодарностью вспоминаю ту единственную спокойную ночь. Она доказывает, насколько прекрасной и безмятежной при благоприятных условиях может быть жизнь в сельской местности. Впоследствии я ни разу не опустила голову на подушку с уверенностью, что она долго пробудет на ней или на моих плечах, если уж на то пошло.

На следующее утро Лидди и миссис Ральстон, моя собственная домоправительница, разошлись во мнениях по какому-то вопросу, и последняя отбыла одиннадцатичасовым поездом. Сразу после завтрака у Берка, дворецкого, начались колики в правом боку (причем боль резко обострялась, как только я появлялась в пределах слышимости от него), и после полудня он также отправился в город. В тот же вечер сестра поварихи разрешилась ребенком, и повариха, заметив выражение нерешительности на моем лице, по некотором размышлении превратила ребенка в целую двойню. Короче, к вечеру следующего дня штат прислуги сократился до Лидди и меня самой. И это в доме из двадцати двух комнат с пятью ванными!

Лидди немедленно выразила желание покинуть Саннисайд вслед за остальными, но мальчишка-молочник сказал, что Томас Джонсон, чернокожий дворецкий Армстронгов, работает сейчас официантом в клубе «Гринвуд» и может вернуться в особняк. Обычно совесть не позволяет мне принуждать чужих слуг к работе, хотя мало кто из нас отличается особой щепетильностью в отношении учреждений и корпораций, судя по тому, как мы надуваем железнодорожные и трамвайные компании при случае, — посему я позвонила в клуб, и около восьми часов вечера Томас Джонсон явился в Саннисайд. Бедный Томас!

В конце концов я наняла Томаса на работу за бешеные деньги, но он выговорил себе разрешение ночевать в сторожке, которая пустовала со времени сдачи особняка в аренду. Старик — седовласый и слегка сгорбленный, но с отчетливым представлением о чувстве собственного достоинства — изложил мне причины своего нежелания ночевать в особняке несколько неуверенным голосом.

— Я ничего не говорю, мисс Иннес, — сказал он, держась за дверную ручку, — но что-то странное творится здесь вот уже несколько месяцев. Вроде ничего особенного: то дверь скрипнет, то вдруг окно закроется ни с того ни с сего. А когда окна и двери начинают откалывать такие штуки без посторонней помощи, тогда Томасу Джонсону удобнее ночевать в каком-нибудь другом месте.

Лидди, которая в тот вечер не удалялась от меня на расстояние более десяти футов, и испугавшись собственной тени в спальне, размером с хороший амбар, тихо взвизгнула и стала желто-зеленого цвета. Но меня не так просто испугать.

Тщетно пыталась я растолковать Томасу, что мы с Лидди остаемся совершенно одни в огромном доме и ему нужно ночевать с нами. Он вежливо, но твердо отказался составить нам компанию, пообещав прийти на следующий день рано утром и в случае, если я дам ему ключ, приготовить какой-нибудь завтрак для нас. Я стояла на огромной террасе и смотрела вслед дворецкому, который удалялся по тенистой аллее, со смешанным чувством раздражения на его трусость и благодарности за то, что он вообще согласился работать у меня. Без стыда признаюсь: вернувшись в дом, я заперла входную дверь на два оборота.

— Ты можешь запереть все остальные двери и отправляться в постель, Лидди, — сурово сказала я. — У меня мурашки бегут по спине, когда ты стоишь с таким выражением лица. У женщины твоего возраста должно быть больше здравого смысла.

Как правило, Лидди берет себя в руки при упоминании о возрасте. Она уверяет, что ей сорок, но это просто нелепо, — ее мать служила поварихой у моего дедушки, а Лидди по меньшей мере моя ровесница. Но в тот вечер она категорически отказалась брать себя в руки.

— Но вы же не будете просить меня запереть все окна и двери? — дрожащим голосом проговорила она. — Ведь здесь дюжина французских окон в гостиной и бильярдной — и все они выходят на террасу. А Мэри Энн рассказывала, что прошлой ночью видела какого-то человека у конюшни, когда запирала кухонную дверь.

— Мэри Энн сморозила глупость, — сурово ответила я. — Если бы там действительно стоял человек, она бы пригласила его на кухню и в течение часа кормила бы остатками обеда по старой привычке. Ну, не дури. Запри все замки и отправляйся спать. Я собираюсь еще почитать.

Но Лидди поджала губы и не сдвинулась с места.

— Я не собираюсь ложиться спать, — заявила она. — Я собираюсь упаковать вещи и уехать завтра же в город.