Маргарет Миллар - Совсем как ангел

— Неженка, — констатировал брат Венец, остановившись и с презрением оглянувшись на него. — Хилое сложение. Дряблые мышцы.

— Зато язык не ослаб, — отпарировал Куинн. — Я по крайней мере ни к каким учителям ябедничать не бегаю.

— Учителю положено рассказывать все, — покраснев, пробормотал брат Венец. — Я ведь это для ее же блага сделал. Мы должны обрести спасение от самих себя и от дьявола, живущего в нас. Каждый носит в себе дьявола, терзающего его огнем.

— Ах, вот в чем дело, — догадливо протянул Куинн. — А я-то решил, что у меня снова печенка пошаливает…

— Все шутите, — попенял брат Венец. — Смех — на земле, слезы — в вечности.

— О-о! — выражение Куинну понравилось. — Это я покупаю.

— Покупаете, — горестно повторил брат Венец. — Опять деньги. Между прочим, дьявольские слова приводят к вечному проклятию. Ну-ка, снимите туфли.

— Это еще зачем?

— Тут святая земля.

На вершине холма сияющая Башня вздымала к небу пять своих этажей. Она была выстроена из стекла и красного дерева в форме пятиугольника, обрамляющего внутренний двор.

Куинн покорно скинул обувь и прошествовал вслед за братом Венцом под аркой, над которой было выгравировано: «Раскаяние, радость и Царствие Небесное ждут всех Истинно Верующих».

Из внутреннего двора по выскобленным дочиста деревянным ступеням, обрамленным веревочными перилами, можно было попасть на любой из пяти этажей.

— Вы подниметесь один, — сказал брат Венец.

— Почему?

— Когда приказывает Учитель, таких вопросов задавать не полагается.

Куинн начал очередное восхождение. Все выходящие во двор окна, кроме самых верхних, были плотно закрыты; тяжелые дубовые двери вели в помещения, служившие, как предположил Куинн, жильем для членов секты.

На пятом этаже он, наконец, обнаружил открытую дверь.

— Войдите, — пригласил из глубины комнаты низкий, звучный голос. — И закройте за собой дверь, пожалуйста. Я занят.

Куинн вошел и впервые понял, зачем понадобилось строить Башню именно в этой глуши и почему старая леди, на деньги которой возводилась постройка, почувствовала, что тут она стала ближе к небу. Заполненное светом пространство, окружающее Башню, казалось почти бесконечным, его трудно было охватить взглядом. За огромными окнами во все стороны нескончаемо тянулись цепи гор, а тремя тысячами футов ниже, в зеленой долине, лежало небесно-голубое озеро, будто огромный бриллиант, с рассчитанной небрежностью брошенный на изумрудное бархатное покрывало.

Вид был настолько величественным, что люди в комнате казались не такими уж значительными. Их было двое — мужчина и женщина, в одинаковых белых одеждах, свободно подпоясанных алым атласом. Женщина была очень стара. Тело ее с годами ссохлось до такой степени, что она походила бы на маленькую девочку, если бы ее сморщенное коричневое лицо не напоминало грецкий орех. Она сидела на скамейке, глядя в небо, будто пребывая в трепетном ожидании, что оно вот-вот откроется для нее.

Мужчине можно было с равным успехом дать как пятьдесят, так и семьдесят. У него было худое, умное лицо и глаза, горевшие, словно их натерли фосфором. Сидя по-турецки на полу, он усердно работал на маленьком ручном ткацком станке.

— Я Учитель, — просто, без малейшего стеснения произнес он. — Это — мать Пуреса. Мы приветствуем вас и желаем вам удачи.

— Buena acogida, — сказала женщина, будто переводя его слова для кого-то четвертого, незримо присутствующего в комнате, но не понимающего английского языка. — Salud.

— Мы не питаем к вам злобы.

— No estamos malicios.

— Мать Пуреса, мистер Куинн не нуждается в переводе.

Женщина повернулась и одарила Учителя упрямым взглядом.

— Мне нравится слышать звуки родного языка.

— Мне тоже, когда они звучат своевременно и в подходящем месте. Но сейчас, если вы будете настолько добры, что извините нас, нам с мистером Куинном надо обсудить кое-какие дела.

— Я хочу остаться и послушать, — сказала она, но без прежней настойчивости. На сей раз ее голос, как показалось Куинну, звучал даже слегка просительно. — В моем возрасте начинаешь чувствовать себя неуютно, когда приходится в одиночку дожидаться, пока врата Царства откроются и впустят тебя.

— Бог всегда с вами, мать Пуреса.

— Он мог бы хоть сказать мне что-нибудь… Кто этот молодой человек? Почему он здесь, в моем Тауэре?

— Мистер Куинн пришел повидаться с сестрой Благодеяние.

— О… Но он не сможет этого сделать!

— Именно это я и собираюсь объяснить ему наедине, — Учитель положил твердую руку на локоть старой женщины и бережно повел ее к выходу. — Будьте осторожнее, сходя вниз, мать Пуреса. Спуск так длинен…