Барбара Вайн - Правила крови

На следующей неделе Джуд назначен ультразвук. Это нечто вроде фотографии происходящего внутри матки, и по изображению врачи, по всей вероятности, могут определить, что с плодом все нормально (размеры, положение) или имеются какие-то отклонения, вроде шейной складки. Если все хорошо — а я почему-то в этом уверен, — то в процедуре амниоцентеза нет необходимости.

Генри был избавлен от подобного беспокойства во время всех беременностей жены. В 90-х годах XIX века ребенка принимали таким, каким он появлялся на свет. Полагаю, тогда не было никаких тестов, разве что подвешивали маятник над животом женщины в попытке определить пол ребенка. Генри также не присутствовал при рождении своих детей. Возможно, ходил взад-вперед рядом со спальней, как и все выставленные за дверь отцы, но почему-то мне это кажется маловероятным. Он испытал облегчение, узнав, что родился мальчик. Генри хотел сына, но не потому, что ребенок унаследует деньги какого-то родственника. Я сделал запросы относительно семьи Винсент и выяснил, что денег у них было немного, а все недвижимое имущество в Манатоне унаследовал племянник умершего сквайра Винсента. Вероятно, Генри хотел сына потому, что у него уже было четверо дочерей. Для более сбалансированной семьи требовался еще один ребенок мужского пола.

Старший сын Александр (мой непрерывно курящий дед, волокита и любитель наслаждений) был здоровым и крепким мальчиком, крупным для своего возраста — если судить по фотографиям, сделанным его матерью. Она не писала писем, но запечатлела, как растет старший сын, ее любимец, на снимках, которых больше всего в ее альбоме 1896–1900 годов. Мальчик присутствует почти на каждой странице, а под каждой фотографией подпись ее наклонным, типичным для викторианской эпохи почерком: «Александр в возрасте девяти месяцев», «Сегодня Александру год!» и «Алекс — теперь его называют этим уменьшительным именем — пошел в тринадцать месяцев, раньше всех остальных детей».

А вот Джордж не отличался таким же крепким здоровьем. Может, он уже родился больным, и именно этим объясняется его поспешное крещение? Мать редко фотографировала младшего сына. Может, любила его не так сильно, как Александра, а может, из-за того, что на тех немногих снимках, которые она сделала, мальчик выглядит худым и хилым. По большей части он снят в компании других детей — любезная викторианскому сердцу композиция семейных фотографий, — на коленях у кого-то из сестер, а другая сестра обычно клала руку на подлокотник кресла, слегка склоняла голову набок и томно смотрела на мать с фотоаппаратом. А вот у Джорджа вид вовсе не томный. На его лице неопределенное выражение страдания и стойкости, которое хронически больные дети не в силах скрывать, ни теперь, ни тогда. С мальчиком явно что-то не так. Он никогда не был здоров и никогда не будет. В те времена свирепствовал туберкулез. Генри упоминает о болезни в своем блокноте. Называет ее «истощением».

Я очень боюсь, что мой младший сын стал жертвой истощения. К счастью, воздух Северного Лондона, который расположен гораздо выше остального города, благоприятен для этого состояния. Тем не менее я вынужден рассматривать Швейцарию и ее горы как одну из возможностей для него…

Неизвестно, реализовалось ли его намерение. С тех пор как мать Генри отказалась ехать в Альпы и увезла больного Билли в Озерный край, отношение к поездкам в Европу изменилось, однако ни в дневниках, ни в блокноте нет упоминаний о пребывании в Швейцарии. Вероятно, Генри — с Джорджем или без него — не повторил своего путешествия в эту страну, совершенного в начале 80-х. Туберкулез в те времена был неизлечим, хотя считалось, что жизнь больного могут продлить горный воздух, отдых и отсутствие волнений.

Джордж родился приблизительно в то время, когда Генри получил от геральдической палаты свой герб. Возможно, я просто даю волю своему воображению, но не исключено, что Нантер не испытывал желания вставить в рамку и повесить на стену этот красивый документ потому, что тревога за сына сделала его безразличным ко всему. Может, он начал понимать, хоть и слишком поздно, что семья важнее предметов, даже редких и ценных?

В моей семье прослеживается странная особенность — единственный или младший сын часто умирал в детстве. Вряд ли это наследственность. Скорее, совпадение. Первым был Билли, умерший от туберкулеза в шесть лет, а затем, примерно в то же время, — маленький брат Луизы Хендерсон; причина смерти неизвестна, скорее всего, это была скарлатина. Сыну Генри Джорджу было суждено умереть в одиннадцатилетнем возрасте, а сын его дочери Элизабет, брат Ванессы и Вероники, скончался от дифтерии в девять. Внезапно мне приходит в голову, что именно этим может объясняться беспокойство Патрисии Агню за сына Вероники — суеверный страх, что мальчикам в семье суждено умереть совсем юными. Возразить можно одно — совершенно очевидно, что это не так. Как тогда быть с самим Генри, Лайонелом Хендерсоном, Александром и моим отцом?