Барбара Картленд: Огонь в крови

© Павлова М., перевод на русский язык, 2015

© ООО «Издательство «Э», 2015

Богиня Луны, Селена, которую древние греки называли также Мена, озаряла «сиянием своей золотой короны» любую, даже самую темную, ночь. Каждый вечер, когда ее брат, Бог Солнца, Гелиос, завершал свое небесное шествие, она «поднималась на горизонт в колеснице, влекомой упряжкой светоносных коней».

Селена любила Эндимиона, царя Элиды, могила которого, считается, находится в Олимпии и которому Богиня Луны родила пятьдесят дочерей.

Однажды Эндимион охотился на горе Латмос. Устав, он прилег отдохнуть в прохладном гроте и заснул. Тогда его и увидела Селена и, плененная красотой мужчины, поцеловала спящего. Эндимион просил Зевса даровать ему бессмертие и вечную юность. Зевс согласился, но поставил условие: Эндимион никогда не состарится и никогда не очнется от вечного сна. Но преданная Селена продолжала каждую ночь навещать спящего любовника: так лучи влюбленной в Эндимиона Луны ласкают и нас, смертных, когда мы пребываем во сне.

Селену же полюбил сам Зевс, который, обратившись в белого овна, увлек ее однажды в глушь Аркадских лесов. Вскоре у Селены родилась дочь Пандия…

Пандия, дочь Зевса и богини Луны, славилась у Бессмертных своей красотой.

1898

Пандия положила на могилу собственноручно сплетенный венок. Декабрьский мороз уже тронул все цветы, возложенные на нее ранее. Их было немного: несколько пучков бессмертника и омелы от деревенских жителей, венок из белых хризантем от викария и еще один, из желтых цветов, от врача, который лечил отца.

– И это вся память! – сокрушалась Пандия. – Благодарность человеку, вдохновлявшему всех, готовых его слушать и творчески мыслить. Но, – подумала она, уже немного успокоившись, – немного найдется в наши дни слушателей, которым интересно внимать знатоку античной древности или тому, кто намного превосходит прочих своими выдающимися интеллектуальными способностями. Она любила отца.

Пандия подумала о том, как он был красив даже на смертном одре. Она понимала свою мать, которая некогда согласилась бежать с ним, не только вызвав тем самым гнев всей семьи, но и подвергнув себя остракизму на всю дальнейшую жизнь.

Мать и отец были очень счастливы в браке, и Пандия утешилась этой мыслью, надеясь, что и теперь они вместе пребывают на небесах и уже ничто и никогда их не разлучит. Тем не менее, направляясь с кладбища к небольшому, тюдоровского стиля, особнячку на краю деревни, Пандия особенно остро ощутила груз одиночества. Да, их дом, а в нем она жила со дня рождения, был невелик, но прекрасен и, при жизни матери, полон любви и счастья, которых отныне – так думала Пандия – она уже никогда не узнает. В их доме всегда было радостно, поэтому, открывая входную дверь, Пандия по привычке ожидала услышать смех, доносящийся из комнатки, которую отец называл кабинетом, а может быть, даже увидеть мать, выходящую из гостиной. Но тут мысль о Селене, а Пандия старалась как можно реже думать и вспоминать о ней, заставила девушку почувствовать себя совсем несчастной. Да, она почему-то надеялась, что ее сестра-близнец прибудет на похороны отца, но когда все закончилось, а Селена так и не появилась, Пандии оставалось только удивляться: ну как такая мысль – о приезде сестры – могла прийти ей в голову.

Пандия сняла плащ, который, несмотря на всю его тяжесть, не помешал ей продрогнуть до костей на колючем декабрьском ветру. Девушка неспешно прошла в кабинет. В этой, самой маленькой, комнате было легче сохранять тепло, и Пандия очень обрадовалась, что старая служанка Нэнни заблаговременно разожгла очаг. Языки пламени, лизавшие разгоревшиеся поленья, ярко освещали старое кожаное потертое кресло, в котором всегда сидел отец, и на какой-то миг ей почудилось, что она видит и его. А затем Пандия вспомнила, что людей, удрученных горечью утраты, часто посещают странные видения. Им даже иногда слышатся голоса ушедших, но нет, ей надо сохранять способность трезво мыслить.

Немного согревшись, Пандия стала переписывать аккуратным красивым почерком последние, сделанные отцом до его роковой болезни, переводы с греческого, мысленно вознося молитвы, чтобы книгоиздателю, принявшему к печати две предыдущих отцовских рукописи, понравилась бы и эта, пусть даже он и предложит мизерный гонорар. Отец всегда радовался, узнав, что очередной томик его работ будет представлен вниманию читающей публики.