Барбара Вайн - Правила крови

Вот что остается после человека, прожившего почти сто лет, — немного одежды, книги и фотографии.

— А что это за книги по медицине?

— Не ее отца. Старые, но не настолько. Одна — о гемофилии и о королеве Виктории, а также медицинский словарь. Остальные не помню. Я отдала их на благотворительную распродажу в церкви. Да, и еще пара блокнотов в черных обложках.

Сердце у меня замирает. Разве я мог вообразить, что пропавший блокнот, другой блокнот с заметками Генри, продолжение того, что есть у меня, объявится при таких обстоятельствах? Я не осмеливаюсь спросить напрямую.

— Они принадлежали Генри Нантеру? Нашему прадеду?

— Наверное. Я их не читала. Почерк слишком мелкий.

Я иду в кабинет, беру со стола блокнот. Кэролайн кивает.

— Один я отправила вдове, — она имеет в виду мою мать, отец умер вскоре после Клары. — Он мне был не нужен. Хотела отправить второй, но не смогла найти, а когда нашла, его читал мой отец. Ему приходилось пользоваться лупой, но я не возражала. У него так мало развлечений. Наверное, блокнот его заинтересовал. Ему восемьдесят, и он не очень здоровый человек.

— К моей матери блокнот так и не попал.

— Нет. Я его не нашла. Папа мог выбросить блокнот вместе с мусором, всего несколько месяцев назад. Я уверена, что в квартире его нет. Это важно?

Внутри у меня пустота. Я пожимаю плечами.

— Возможно. Но теперь уже ничего не поделаешь.

Кэролайн смотрит на часы.

— Я должна идти. В больнице мне назначено на пять, а уже половина пятого. Если хотите, могу прислать фотографии.

Почему я уверен в том, в чем сомневался раньше: Генри все рассказал только в блокноте, который скрывал о всех? Я качаю головой, что Кэролайн воспринимает как отказ от ее предложения. Зачем Клара взяла эти блокноты? Потому что интересовалась медициной, тогда как для других эта наука была безразлична? Или в этих записях содержалось нечто такое, что она все время читала и перечитывала, вспоминая об отце? С другой стороны, она не питала к нему особой любви.

— Как вы думаете, ваш отец запомнил то, что прочитал? — Мой голос звучит тихо и как-то жалко.

— Маловероятно. Последнее время он все забывает. Я отнесла цветы на могилу, потому что он все время приставал ко мне, совсем замучил, а когда я сказала, что отнесла, отец уже забыл о своей просьбе.

— Цветы на чью могилу?

— Прадедушки Генри.

Мне это кажется странным.

— Ваш отец? — растерянно переспрашиваю я. — Он не мог знать Генри. Он был всего лишь… кем? Мужем внучки, родившимся после его смерти.

— Знаю, — с обычным безразличием кивает она. — Папа сказал, что ему очень жаль Генри.

— Откуда вы знаете, где его могила?

— Мама туда ездила. Она обычно приносила цветы своей матери на кладбище в Фулхэме и бабушке на Кенсал Грин.

Кэролайн уходит, и я вдруг вспоминаю, что однажды рассказывал мне специалист по доколумбовой Мексике. Когда испанские конкистадоры завоевали страну, они уничтожили почти все записи и рисунки ацтеков, так что сохранились лишь несколько кодексов. Прошло совсем немного времени, и испанцы пожалели о содеянном и постарались восстановить тексты, оставшиеся лишь в памяти людей; именно эти рассказы дошли до наших дней.

Может, мне придется рассчитывать на память слабоумного старика. Странного старика, который так жалеет другого, давно умершего, что просит дочь принести цветы на его могилу. Может, эта жалость вызвана тем, что он прочел в потерянном блокноте?

Меня пригласили вернуться в качестве пожизненного пэра. Вчера позвонили из канцелярии на Даунинг-стрит. «Премьер-министр попросил меня узнать, не согласитесь ли вы присоединиться к правительственной фракции в Палате лордов».

Я этого не ожидал. Мне это и в голову не могло прийти. И конечно, как всегда бывает в таких случаях, вы не в состоянии думать, не в состоянии оценить, что вам предлагают, и не в ваших силах что-нибудь решить. Шок вас парализует. Я молчу, пытаясь переварить услышанное, но тщетно.

— Возможно, вам потребуется несколько дней на раздумья.

— Да, — говорю я. — Да. До конца недели?

До конца недели остается всего три дня, и он соглашается, очевидно, наслаждаясь моей растерянностью. Наверное, это отличная работа — преподносить людям приятные или по меньшей мере ошеломляющие сюрпризы. Я кладу трубку на рычаг и просто сижу, собираясь с мыслями, пытаясь оправиться от потрясения, потом долго смотрю в окно, верчу в пальцах яйцо из Тенны и, наконец, спрашиваю себя: да или нет?