Мне всего этого не хватает: войти через двери для пэров, повесить пальто на крючок с табличкой «Нантер», подняться по величественной лестнице, заглянуть в канцелярию, чтобы взять отпечатанную повестку дня и поправки к законопроекту. Но больше всего мне хочется снова войти в зал заседаний, отвесив легкий поклон в сторону таинственного, невидимого балдахина и занять свое место на поперечных скамьях. Нет, наверное, не больше всего. Мне не хватает компенсации расходов — с середины ноября эта сумма составила бы почти пять тысяч фунтов.
ПГД обойдется нам в 2500 фунтов за одну попытку. Скорее всего, попыток будет не меньше двух.
И Лахлан, и Стенли Фарроу пригласили меня в Палату на ужин. Извинившись, я отказался. Один раз я уже приходил и больше этого не желаю — испытывать неловкость, ожидая, пока они найдут меня в той части дворца, которая открыта для посетителей. Я просто не могу войти в столовую, останавливаться и болтать с десятком знакомых, не говоря уже о том, чтобы, напрягшись, сидеть за столом и делать вид, что читаю меню, когда раздается сигнал к голосованию и все устремляются в зал. Значит ли это, что я хочу вернуться? Не совсем. Иногда совсем не хочу. Скорее всего, я просто жалею, что вообще там оказался, поскольку не разделяю теории, что лучше познать любовь и потерять ее, чем никогда не любить.
Для меня Палата лордов была не только законодательной ассамблеей, но и клубом. Я до сих пор имею право один раз в месяц забронировать столик в гостевой столовой Палаты, но гордость, похоже, не позволяет мне воспользоваться этой привилегией и пригласить Дэвида выпить со мной или поужинать, когда он звонит мне и просит о встрече. Джуд в данный момент не хочет приглашать к нам Крофт-Джонсов, и я ее не виню. По ее словам, дело не в том, что ей неприятно видеть Святой Грааль или слушать о будущем ребенке, а в том, что у нее вызывает неловкость поведение Джорджи, ее гордость от зачатия «с первой попытки» и от плодовитости Дэвида. Мы должны встретиться не у нас, а в пабе или где-то еще, и Джуд выбирает «Принц Альфред» на Формоза-стрит.
И вот он, сидит передо мной и пьет красное вино, поскольку не любит пиво, и сразу берет быка за рога: предлагает нам с Джуд продать дом ему. Джуд — вероятно, в пику своей неловкости перед хвастовством Джорджи — рассказывает о ПГД. Это мне не очень нравится, поскольку я не хочу, чтобы у Крофт-Джонсов создалось впечатление, что мы стеснены в средствах. Я отвечаю Дэвиду, что не собираюсь продавать дом. Если у Джуд будет двое детей — я произношу это непринужденным тоном, демонстрируя актерские способности, о которых сам не подозревал, — мне понадобится большой дом. Дэвид явно обескуражен. Похоже, либо его жена, либо моя внушили ему мысль, что я ухвачусь за такую возможность. Воспользовавшись его молчанием, я приношу извинения за то, что ошарашил его новостью о гемофилии, и объясняю, почему у них с Джорджи не могут родиться больные дети. Разумеется, Джорджи сама может быть носителем или в ее клетках может произойти спонтанная мутация, но я об этом не рассказываю — только о том, что дефектный ген не может достаться детям от самого Дэвида.
— Я говорил с нашим семейным врачом, — отвечает Дэвид. — Он сказал то же самое, только как специалист.
Премного благодарен. Я спрашиваю, успокоился ли он, и Дэвид отвечает, что да, особенно теперь, когда должен родиться еще один ребенок. Он еще раз говорил с матерью? По всей видимости, Вероника звонила ему, негодовала и спрашивала, откуда я взял, что ее предки были немцами. Она ни за что не поверит, что Барбла была не англичанкой — точно она не знает, но доверяет своим инстинктам. Она ненавидит немцев еще больше, чем русских и японцев, а если уж на то пошло, то и французов — и всю жизнь ненавидела. По словам Дэвида, она утверждает, что Уильям Квендон познакомился со своей женой здесь, а не за границей. Ее отец, Томас Дорнфорд, был ювелиром с Хаттон-Гарден. Мать Луизы, Барбла, умерла при родах второй дочери, но Дэвид не отметил дату ее смерти в своей таблице, потому что не знает; Вероника тоже не знает. И не может точно сказать, где Томас Дорнфорд познакомился с Барблой Майбах.
Это произошло вчера. Процедура далась мне с трудом, хотя — если не вдаваться в детали — не заняла много времени. Наверное, томясь ожиданием, я просто довел себя до такого состояния, что действительность показалась мне не такой уж плохой. Предоставленные больницей картинки — первая порнография, которую я смотрел с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, причем мне показалось, что журнал тот же самый. У Джуд взяли яйцеклетки, и теперь мы ждем известий о результате. Я решил, что не желаю знать, в скольких эмбрионах, клетки которых отправят на анализ, обнаружится аномалия — ведь причина может быть и в моей сперме, — и Джуд со мной солидарна. Единственное, что мы хотим, то есть она хочет знать — есть ли среди зародышей здоровые, пригодные для трансплантации.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу