Галина Романова - Огненный шар

– Господи, вы слышите себя? – брезгливо морщил лицо Илюхин. – Язык тела! Вы о чем вообще говорите?! Я работал репетитором. Единственное, в чем моя вина, – это в том, что я работал неофициально и не платил налоги с гонораров. Но и тут у меня есть оправдание: отчетный период еще не закончен. А до тридцатого апреля я бы подал декларацию.

С ним вообще было сложно говорить. Малый был чрезвычайно умный. И говорил тихо и невыразительно. Может, этим он особенно бесил Вострикова, кто знает.

– Я задерживаю вас по подозрению в угоне автомобиля Мельникова, по подозрению в убийстве неизвестного человека путем его сожжения и так же по факту вашей незаконной трудовой деятельности. Все, уведите!!!

Илюхина увели, а Востриков еще час сидел, не в силах говорить. Мысли, бешенные, суетливые, испуганные, носились в голове, сбивая привычный ритм его сердца.

От кого?! От кого, скажите, нам теперь беречь своих детей??? Злодеи повсюду! Они могут даже проявиться в облике добропорядочного преподавателя китайского языка! Учителя физкультуры, соседа по лестничной клетке! Кругом уроды и растлители!

– Ну, Сан Саныч, так мы знаете до чего можем додуматься! – фыркнул Васька, услышав жалобный стон старшего коллеги. – Так можно самого себя начать подозревать! Нельзя… Жизнь продолжается, и в мире много хороших людей.

– Да?! Умник, блин! Откуда тогда, скажи, столько зла и смертей в мире, а??? Откуда столько зла???

– А вы историю про паршивую овцу в стаде слышали?

– И что?

– А то, что одна паршивая овца способна перебаламутить все стадо!

– Это ты к чему?

– А к тому, Сан Саныч, что один поганый человечишко способен посеять вокруг себя столько зла. Способен изгадить жизни стольких людей. Замарать их, выпачкать, превратить в себе подобных. И при этом не значит, что люди, обгаженные им, на самом деле таковыми являются. Просто мы видим их его глазами.

– Кого? Глазами кого?

Востриков смотрел на Васю, которого частенько считал оболтусом, с открытым ртом. А ведь правильные вещи говорил этот симпатичный веснушчатый мальчишка. Более того, его правильные умные речи натолкнули Вострикова на одну мыслишку, которая давно не давала ему покоя. С некоторых пор ему и в самом деле стало казаться, что он смотрит в какое-то кривое зеркало, которое ему любезно предоставил некто, очень умный и изобретательный.

– Глазами кого мы смотрим на людей, которых изгадил поганец?

– Глазами поганца, Сан Саныч! Разве я не прав?

– Ну-у-у, не знаю. У нас же с тобой есть собственное мнение, так?

– Есть. Но часто наше мнение идет на поводу, разве нет? – Васька, вдохновленный вниманием Вострикова, закинул ногу на ногу, сцепил пальцы на коленке, сделался важным и задумчивым. – Вот я долго слушал допрос Илюхина, Сан Саныч. И меня не покидало чувство, что он может говорить правду. Но все так сложилось. Для него плохо, для кого-то удачно, и ему никто не верит. И все его действия кажутся чудовищными. Ведь он мог устроиться туда просто так и…

– Заткнись, философ! – грубо оборвал его Саня и засобирался домой, вспомнив о дочери, которая, возможно, в этот самый момент шляется не пойми где и подвергается тем самым опасности. – Он не мог не знать, что София – дочь Мельникова. Он не мог относиться к этой девочке без предвзятости, не мог! Зная, что ее отец день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем трахает в своем рабочем кабинете его жену, он ненавидит любое напоминание о нем. А София Мельникова как раз и есть это самое напоминание. Он – урод…

Он долго лежал ночью без сна, слушая ровное дыхание жены и то, как ворочается за стенкой дочка, хихикая с кем-то по телефону. И клялся самому себе, что сделает все, чтобы защитить их от зла. И на утро за завтраком решил твердо, что не станет сегодня допрашивать Илюхина. Пусть с ним следователи работают. А он сегодня не желает в семейной грязи Илюхиных копаться. У него завтра выходной, и он хочет провести его со своей семьей. Все равно где, но вместе. Он повезет их куда они попросятся.

Но утро пятницы на службе выдалось беспокойным. Он не брал в расчет совещание у начальства – там досталось всем и каждому. Просто стоило ему зайти в свой кабинет и щелкнуть тумблером чайника, как Васька Климов, с кем-то оживленно болтающий по телефону, проговорил, вешая трубку на аппарат:

– Сиротин на допрос просится, Сан Саныч!

– Вместе с адвокатом? – Востриков скроил кислую физиономию. – Очень надо мне тут умные речи слушать о нашем с тобой неправомерном поведении! И чего это он просится-то? Ему сегодня вечером все равно выходить. Не хочу я с ним говорить, Вася.