Леонид Словин - Ночь, прожитая трижды

"Штирлиц"видел, как агент нашел пистолет. Следил за ним в расторгуевской электричке, затем в метро... Наконец, сдал их всех с потрохами своим коллегам...

"Из "Освальда"!..

- Прикажите пусть кто-нибудь завернет эту штуку... - Подполковник говорил тихо, одними губами. - и положит мне в машину. Багажник будет открыт...

"И снова никаких имен..."

Дальнейший путь пистолета было нетрудно проследить.

В "Освальде"кто-то, тоже анонимный, возьмет "макаров"из багажника, доставит ружейному мастеру...

Потом небольшие замены в механизме, и вот уже по гильзам вместе с пулей, изъятым на месте преступления в Домодедове, ствол, из которого совершено убийство, никогда невозможно будет идентифицировать...

При том, что "Штирлиц"в любом случае всегда останется не при чем.

- Нет, так не пойдет...

Игумнов не собирался предоставить ему этот шанс.

- Пиши расписку на пистолет и я его отдам...

Он невольно вспомнил Черныха: этой ночью одна расписка уже спасла их от позора и увольнения...

- "Макаров"этот, он ведь из Домодедова... - Игумнов блеснул блатными металлическими фиксами.

- Так решаешь, к а п и т а н...

Подвижный, с мелкими приятными чертами лица "Штирлиц"неожиданно

снова оказался перед выбором: получить пистолет любой ценой... Снова прикрыть грудью начальство?! А если всплывет...

Позади хлопнула дверь. Начальник розыска обернулся.

Старший опер - без пиджака, с наплечной кобурой поверх сорочки выскочил в коридор. Качану только что позвонил дежурный:

- Ты в опергруппе. На нас повесили домодедовское убийство. Поедешь с Игумновым...

- А ствол?!

Тот не понял:

- Конечно!Генерал приказал. Взять обязательно!

"Взять ствол!"

Это означало суд чести, выговорешник, Может понижение в должности. Но, в конце концов, его оставляли!

"Штирлиц"не был готов повторить весь свой путь от увольнения из родного ведомства сначала.

Спросил только:

- А не пожалеешь?! Знаешь против кого идешь?!

- Пошел ты!..

Качан ничего не понял. C тяжестью кабуры к нему вернулось ментовское привычное чувство защищенности.

- Едем! Я самый счастливый человек, Игумнов!

Качан не представлял, каких врагов они себе нажили.

"Штирлиц", не оборачиваясь, пошел к выходу.

Война была объявлена.