— Коли «хрусты» имеете — организуем, — Яша и здесь успел войти в свою роль. При этом щегольнул новым словечком, обозначавшим купюры.
Но, пожалуй, самым большим сюрпризом было для меня увидеть в этой камере Гену. Он тоже мне обрадовался. Однако был он какой-то не такой, как всегда. Молчаливый и чем-то удрученный. Казалось, надо радоваться: дали ему на год меньше «положенного», судья пожалел. А парень киснет.
— Что с тобой, братишка? — спрашиваю.
— Да, ничего хорошего, — отвечает он нехотя, выдавливая из себя каждое слово. — Живу я здесь «мужиком». Чему радоваться?
— Какой же ты «мужик», ты же самый что ни на есть вор, тебя же пол-Москвы «щипачей» знают!..
— Ну, так вышло… Когда водворили в эту камеру, никого знакомых не оказалось, — развел руками Геныч. — А сам я постеснялся сказать, что вор. Тут, видишь, какие «гладиаторы», а у меня и наколки толковой нет.
— Ну это, как говорится, дело наживное, — успокоил я. — В зоне тебе что угодно изобразят. Главное, все должны знать, что ты вор.
В этот же день в нашу камеру водворили и Огорода. О таком стечении обстоятельств можно было только мечтать.
Мы дали Яше деньги, он «подсуетился», и к вечеру нам доставили литра два водки.
Воры жили тут «кучками», или «семьями», по два-три человека. Кучковались по принципу — кто кому нравился, подходил по характеру. Каждая семья «питалась» отдельно. Однако общее правило не нарушалось: если кому-то присылали посылку или приносили передачу, он делился со всеми. Получив свою долю, вор нес ее в «семью».
Сперва, как обычно, состоялся у нас с ворами ознакомительный разговор: кто где сидел, с кем крал на свободе, кого из воров знаешь и т. д. и т. п. Видя, что Гена все еще отмалчивается, словно зверь затравленный, мы с Огородом объяснили всем, что он вор, что вместе «работали» и знаем его не первый год.
— Что же он как воды в рот набрал, — отозвался Глист. — Коли свой, не будь красной девицей, давай сюда кружку.
Выпили, культурно закусили — у нас с Огородом в котомках снеди достаточно. Всем стало хорошо и весело. Пришел в норму и мой Геныч. С этого дня он был на равных с ворами. С ним и Огородом мы жили одной «семьей».
Новый, пятьдесят пятый год, встречаем в камере. А после меня и Гену вызывают на этап. Огород остается в камере. Заключенных в нашей партии едет много, человек восемьсот. Меня, как совершившего побег, сажают в «зековский» спецвагон с отдельными «купе», в каждом человек восемь-девять. В этом же вагоне едет группа «польских воров». С недавних пор их начали этапировать отдельно, боясь, как видно, нежелательных инцидентов.
Поинтересовался у конвоя, куда нас везут. Ответил, что в Кемеровскую область. Далековато.
Чем дальше от Москвы, тем холоднее, а за Новосибирском мороз стал уже пробирать по-настоящему, за окнами вагона было за сорок. Выручали стеганые ватные брюки, валенки и бушлаты — их выдали нам еще в пересыльной тюрьме.
Вот уже и Кемеровская область. Приезжаем на станцию со странным названием Яя. А отсюда — пешком километров тридцать. Там лагерь, зона. К счастью, Гена тоже попал сюда.
Все бы неплохо, да только зона здесь какая-то странная, не показалась мне сразу. В двухэтажном бараке живут одни «мужики». Еще в одном — «политические». «Воры в законе» тоже занимают отдельный барак, но их мало.
У «мужиков» сильный главарь по кличке «Кореец». Воров он не любит и обещает стереть с лица земли. Но и у нас есть поддержка. На нашей стороне бригадир по фамилии Ковтун, у которого срок десять лет. Говорят, сам он тоже из воров.
К этому времени в воровской жизни многое изменилось. Во всех лагерях прошли «сходняки», и в результате воры достигли общего согласия: в лагере можно теперь работать и даже становиться бригадирами. Это было вынужденное решение: поскольку везде началась сильная борьба с «законниками», другого не придумаешь.
Одни заключенные вкалывали на лесобирже, разделывали строевой лес, другие, а именно бригада Ковтуна, сооружали плотину. В эту бригаду попал и я.
Обстановка в зоне напряженная. Ковтун, как вскоре я убедился, терпеть не мог Корейца. Дошло до того, что наш бригадир сам стал подбивать воров «кончить» мужицкого главаря. Вроде бы все согласны, но добровольцев, как в прежнее время, не находится. Вышел новый Указ, по которому за убийство опять вводился расстрел. Воры осторожничают, умирать не хочет никто.
«Мужики», напротив, чувствуя за собой силу, все больше наглеют. Еще бы — возможность рассчитаться с ворами им выпадает нечасто. К тому же Кореец люто нас ненавидит, их постоянно подогревает. Поняв, что «мужики» готовы пойти на все, мы установили в своем бараке ночное дежурство. И вот в одну из темных ночей они пошли на нас, вооружившись ножами и палками. Спасибо, дежурные не проспали, и в последний момент мы прочно забаррикадировали дверь. Иначе была бы резня.
Читать дальше