Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

Я слушал Ивана Александровича, заговорившего вдруг с жаром и так красноречиво, и в душе все заметнее назревал какой-то разлад. От этого даже мурашки по спине забегали. Может, рассказывая о своем «мафиози», он имел в виду Сизого — многое ведь сходилось. Неужели вышли на него? Впрочем, лучше пока не спрашивать…

— Такие, как вы, карманники, у них нынче не в почете. Вы только под ногами мешаетесь. Иное дело, скажем, «отмывание» кооператоров, наркобизнес, проституция. А если кража, то стоящая, — скажем, икон. Нужен, конечно, канал, по которому их можно переправлять за границу — тогда потечет валюта… Ну, об этом потом, а то опять подумаете, что склоняю вас к даче новых показаний.

— Уже подумал.

— Что ж, ваше право. На досуге можете, Валентин Петрович, подумать и о другом — все ли вы сделали, чтобы помочь следствию, свою совесть до конца очистили? Тот человек, которому вы должны были передать иконы, отбыл в неизвестном направлении. «Шестерка» не колется.

И упорно называет организатором преступления вас…

— Прошу об очной ставке, — перебил я.

— Торопиться не будем, Валентин Петрович. Она вам сейчас ничего не даст. Свидетелей нет… В общем, подумайте. Время уже против вас работает.

— Понял. Только не знаю, что надумаю.

— Ладно, оставим пока все это. А то ведь обидитесь, в следующий раз и «исповедоваться» мне не станете. Лучше я вам покажу один интересный документ — как раз в подтверждение того, что говорил сегодня о «новых».

Он достал из ящика стола лист плотной бумаги с отпечатанным на машинке текстом и стал читать.

Это было обращение к «авторитетам». И что меня действительно удивило: обращение принято было не какой-нибудь воровской сходкой, а на заседании конференции заслуженных членов общества. Кто они, эти заслуженные? Да и какое это обращение, если все состояло из конкретных пунктов и напоминало скорее инструкцию по организации крупной шайки, преступного сообщества.

Особенно запомнились пункты, где шла речь о конспирации, о создании сети своих людей в «зонах» и на воле, об установлении условий контактов с должностными лицами (денег из общака не жалеть — подчеркивалось там), о мерах противодействия администрации ИТУ. Даже о бойкоте статьи 188 УК не забыли. Это, пожалуй, верно. Вроде опасное состояние личности отменили, а рецидивиста наказывают строже, и за что? За то, что не захотел исправиться и нарушает режим отбывания наказания.

Да, по-большому работают. В наше время только за намек на такую организацию пришили бы умысел на свержение власти. Если этот документ не туфта, то действительно все обстоит серьезно. Наши воровские сходки в Казани, Краснодаре, на которых тогда судили «авторитетов» и приговаривали их к смертной казни, были не больше как воровским делом, и только, хотя, конечно, неправедным. А тут…

В камеру я вернулся далеко за полночь. Все уже спали. Леха сладко посапывал — опять снились, видать, какие-то амурные дела. Обо мне он проявил трогательную заботу, оставив на койке миску с ужином.

Мои же мысли витали все еще там, в кабинете Ивана Александровича. Как много он все-таки знает, этот ученый следователь. И что поразило — будто прочитал я о чем, думаю… Нет, пожалуй, как ни крути, расклад тут ясный: выводить их на Сизого надо.

Утром я попросился к следователю.

Прошло месяца три после нашумевшей истории с портфелем, и мне пришлось пожалеть о том, что не послушал доброго совета — уехать из Москвы, Нет, из-за портфеля «менты» не стали бы уже меня трогать. И кражу из вагона они так и не раскрутили. «Замели» меня по карманке, и опять на том же Курском вокзале. Что поделаешь, вор, как и любой человек, привыкает порой к одним и тем же местам, будто смазаны они медом. В свое время Король обругал нас с Костей за то, что без конца мозолим глаза Михалькову на Рогожском рынке, и справедливо. Но, видать, разговор этот не пошел мне впрок.

Вот так я и оказался в Нижнем Ломове, в ДТВК — бессрочной детской колонии закрытого типа. Последнее означало, что убежать отсюда почти невозможно. Вначале я в это не верил. Рассчитывал на свою ловкость и смекалку. Когда, преодолев «полосу препятствий», вырвался из зоны и побежал, думалось, все, вот она, свобода. Успел отбежать километра два, но тут меня все же схватили.

В колониях ввели в то время систему зачетов. За хорошее поведение и учебу осужденному начисляли баллы с плюсами, если же нарушал режим, совершал какой-то проступок — с минусами. Эти баллы влияли на сроки отсидки. Если плюсов было больше, тебя могли раньше освободить, и наоборот. За минусы, кроме того, наказывали — давали наряды вне очереди, заставляли делать грязную работу. При этом и весь отряд лишался каких-то льгот — ответственность была коллективной.