Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

Она обрадовалась, крепко меня обняла и поцеловала. «Проходи, Малышка».

Захожу в комнату. На диване с папиросой в зубах лежит Валька Король.

— Где пропадал, тезка?

Рассказал ему, как прожил зиму, о матери, о приюте.

— Не грусти, Малыш, все утрясется. Располагайся, поешь. Скоро и дружок твой Костя придет. Вот обрадуется! О тебе он частенько вспоминал. А сегодня они с Сусликом на Рогожском «работают».

Костя пришел, но один и сильно расстроенный.

Мы обнялись по-братски. Король, почуяв неладное, спросил:

— А Суслик где?

— Михалек сцапал его на базаре. (Михальком мы звали оперуполномоченного Михалева, который обслуживал Рогожский рынок.)

— С чем взял?

— Без дела, — ответил Костя.

Валентин быстро встал и вышел из дома.

Пока я рассказывал Косте о невеселой своей житухе, в хате появилась Лида, нарядная и пахнущая духами.

— Малышка, родной ты мой, — она прижала меня к груди, и в первый раз я от этого как-то смутился.

— У него мама умерла — тихо произнес Костя.

Лида, всплакнув, ушла на кухню готовить.

Вскоре вернулся Валентин:

— Отпустили нашего неумеху. («Это он о Суслике», — подумал я.)

В дверь опять постучали.

— A-а, Артист, давненько не заглядывал, — Валька поднялся ему навстречу.

— Лягавые замучили, — Федор сплюнул с досады. — Сели на хвост и не дают покоя. Банда Симакова повязала в «марке». На Петровке держали, еле отмахнулся.

Он говорит, пересыпая свою речь блатными словечками, смысл которых я в то время еще не всегда угадывал. Костя потом мне объяснил, что «маркой» они называли трамвай, а «повязали» — значит забрали в милицию. Бандой Симакова воры прозвали оперативно-поисковую группу работников МУРА, которая в то время была грозой карманных воров.

Потом началось застолье. Тетя Соня и Лида накрыли шикарный стол. Король наполнил стаканы самогоном. Налил и мне — правда, неполный, рядом поставил сладкий сироп.

— Ну что, братва. За тех, кто там.

Захмелев, я стал вначале веселым, без умолку, под общий смех, нес всякую околесицу.

— Молодцом, тезка, — похлопал меня по плечу Король. — Хороший «босяк» из тебя получится. Сам воспитаю.

— Парень что надо, — подтвердил Артист.

После второй (мне больше не наливали) настроение у всех поднялось. Валентин взял гитару. Стали петь блатные частушки. Федя Артист приплясывал. «Загудела» воровская «малина»…

После этого бессчетное количество раз участвовал я в таких застольях. Никогда не было на них ни драк, ни даже небольших ссор. Никто не ругался матом, младших не обижали — общались, как говорится, на равных. Кстати, и пили всегда в меру. В этом, как и во многих других вещах, проявлялась воровская солидарность, и дисциплина, которая тоже была для нас одним из неписаных законов.

Да, дисциплина у нас была. Были законы и правила, отступать от которых значило навлечь на себя беду. Причем наказание зависело от тяжести проступка. Степень вины и кару могла определить сходка, и только она. Никаких лидеров, тем более центра, который бы руководил ворами, в то время не было, — это я могу сказать с полной определенностью. Авторитеты были, к их мнению, конечно, прислушивались. Но уважение к ним основывалось исключительно на признании «деловых» качеств этих «воров в законе», их умении виртуозно «работать», уходить от милиции. Они, разумеется, в какой-то мере могли влиять на решение сходки, но диктовать, навязывать свою волю не имели права. Все решалось голосованием «воров в законе», независимо от возраста и «квалификации», и было для нас законом. «Беспредел», если я правильно понял Ивана Александровича, во многом от этого отступил и соблюдает закон формально.

Утром, когда я проснулся, на «хате», кроме Кости, никого уже не было. Немного побаливала голова, крепкий чай, который успел приготовить мой верный кореш, сразу дал облегчение.

— На «работу» мы нынче не идем, — объявил мне Костя. — «Дрожжей» достаточно. Давай в кино сходим, на «Новые похождения Швейка». В «Таганском» идет.

Наступила зима сорок четвертого. Красная Армия громила врага. У всех было радостное, приподнятое настроение. Об этом я мог судить не только по кинохронике, которую показали нам перед фильмом, но и по лицам людей на московских улицах. Мы шли с ними рядом, по тем же улицам, хотя где-то в душе уже начиная понимать, что на самом деле сбились с дороги, оказавшись в грязном кювете. А впрочем, знали ли сами эти люди, куда идут и к чему их самих приведет «светлый путь», озаренный сталинским «солнцем»?..