Михаил Соколов - Чудовище

И конечно, расправившись со мной, охрана словно сбросила груз забот и обязанностей: Буров сидел у компьютера, оба его напарника - Овчинников и Федин - приклеились с боков.

Я осторожно вошел, но за какой-то громкой игрой они мое появление не заметили, паскуды.

На экране шел воздушный бой, и Буров азартно рулил.

- Как, интересно? - вежливо спросил я.

- Так, ничего, - ответил Буров, бросил на меня взгляд, вернулся к штурвалу, и вдруг спина его окаменела.

- Медленно, медленно!.. - сказал я. - Будете дергаться, на пулю нарветесь, пацаны.

Они не стали дергаться. Стояли передо мной, как истуканы. У Бурова от удивления и страха глаза грозили выскочить из орбит. А рот открылся. Ему в рот я сунул ствол "макарова" и с хрустом повертел туда-сюда. Сюда и туда. Паскуда!

Потом я стукнул его рукоятью пистолета в висок, и он, словно мешок с... песком, рухнул мне под ноги.

- Руки за голову! приказал я двум оставшимся бойцам.

Я видел, сопротивляться они не собирались. Пистолет я сунул за поясл, развернул их лицом друг к другу, положил ладони им на затылок и - благо были они на голову ниже меня - так хрястнул их лбами, что не удивился бы, увидев их черепа треснувшими, как астраханские арбузы. Обошлось.

Я уложил всех троих на пол, прихватил "Узи" у Бурова, а также прекрасный нож в ножнах (тут же повесил на пояс), пару гранат, обнаруженных случайно, чью-то кобуру взамен моей, скисшей в приключениях и поспешил прочь.

А ночь!.. Что-то тяжелое, предгрозовое, словно моя буйная решимость довести все до конца; сизые тучи надвигались фронтом, успев захватить почти весь небосклон, а точно напротив месяца оставлен просвет, и узкий луч серебряного столба упирался в воду, где сияющий, дрожал посреди мрака небесного и земного.

Ветер ударил в лицо... свежо. Среди многих машин стоял и белый "Форд". Я подошел, открыл дверцу. Ключ был в гнезде. Мотор тихо заурчал, и я медленно отъехал.

Машина не привлекла внимание, и очень скоро я вдавил педаль газа до упора. Грозно рыча трехстами пятьюдесятью лошадиными силами, я мчался сквозь ночь. Хорошо, дорога была мне знакома. Я ходил здесь и пешком, ездил и на машинах. У деревни я притормозил, снизил скорость и громкость езды до шороха шин и, как и днем, подрулил к палисаднику Лены.

Свет горел в окнах. Я вышел из машины и двинулся в сторону дома. Проходя мимо окон, стукнул в стекло. Лена тут же выскочила за дверь и стояла, слепо лупая глазками, пока я не вступил в полосу вырвавшегося за ней света.

- Ванечка! - едва успела запеть она, но я резво закрыл ей рот своими губами.

- Тихо, котенок!

Времени не было. Быстро объяснил мигом притихшей Лене смысл событий, вручил свой драгоценный дипломат, накрепко запомнил адрес её родителей, довел до "Форда", подсадил, решительно пресек попытки сопротивления, и вот уже стою один я на дороге, и везде темно, тучи опустили небеса, ветер все путался и бился в листве и ветках - с шумом, стоном, треском сучьев...

Я смотрел вслед отдаляющимся огонькам машины и думал, сумеет ли она справиться с "Узи", как уверяла, и как бы было хорошо, если это умение ей не пригодилось.

Ну ладно, пора.

Я ещё хотел зайти к Саньке. Мне нужно было удостовериться, действительно ли Санька был готов вчера вечером, или это было мудрой маскировкой сообразительного наркомана? Вообще, сегодняшняя ночь обещала быть длинной и до предела насыщенной событиями.

По темной дороге, почти ощупью - ноги сами, по твердости грунта, определяли путь, - я шел к дому Саньки. Сверху сильно шумело; ветер заставлял гнуться деревья. И тут вдруг я услышал звуки... ни на что не похожие звуки. Сначала мне показалось, это мой "Форд", сбившись с дороги, застрял в колдобине и натужно ревет, рычит, хрипит - полный набор звуков обезумевшей от бессилия машины.

Я немедленно свернул туда, в направлени непонятном. По мере продвижения - уже буквально ощупью, - я начал сомневаться в правильности своей догадки: было что-то натурально страшное в этих лесных воплях. Я крепче сжал рукоять автомата и передернул затвор - мало ли?

И все громче, громче впереди: вполне человеческая ярость, ужас, боль!.. Я вышел на поляну - смутно, черно открылось передо мной широкое, мрачное пространство... и что-то перекатывалось: близко, метров десять, ближе... огромное, визжащее, рыкающее...

Вновь одна из туч опередила другие, вырвалась в ночной небесной гонке и разорвала строй. Месяц ослепительно и сухо пролился вниз, напылив на каждый листок блестящую амальгаму... Метрах в пяти-шести, потеряв связь с миром и меня увлекая за собой, не на жизнь, а на смерть схватились два зверя: я видел огромные, изогнутые клыки кабана, мощно, словно гусеничный танк, крутящегося по оси и клыком - снизу вверх - норовившего разорвать черно-белую нацисткую тень дога, намертво прилипшего где-то с недоступного бока.