- Если не секрет, что вы намерены предпринять?
- Не секрет. Буду вместе с вами ждать звонка похитителей. Если я не ошибаюсь, ещё никто не звонил?
- Нет.
- Значит, уже пора. Сутки - достаточно большой срок. А как только позвонят, я за них и возьмусь. Если только её и в самом деле похитили.
Со стороны потерянного мужа я услышал свирепое дыхание, но взгляд Курагина, брошенный на меня, был равнодушным: его мало интересовало мнение подчиненного (а я уже был подчиненным), лишь бы работа шла эффективно.
- Вы не верите, что Ирину Константиновну похитили?
- Я не знаю, как обстояло дело. Могло произойти что угодно. Более определенно скажу, когда услышу требования похитителей.
Дог, сочно, с железным лязгом челюстей заглатывавший за ужином бросаемые с барского стола куски мяса, тяжело встал и, обретя воздушную легкость, затанцевал к двери.
Курагин отвернулся к сыновьям. Бросив на меня влажный загадочный взор, вышла из столовой Катерина, и, на минуту оставленный без надзора хозяйских глаз, я имел возможность рассмотреть - от матерчатых помпонов на туфлях до глубоких морщин значительного лица - этого бутафорского мажордома. Последний раз я встречался с ним лет пять назад, когда мимоходом зацепил его в операции с фальшивыми банковскими
авизо. Тогда под именем отца Георгия он хлопотал о льготной регистрации церковного банка. Липового, конечно.
ГЛАВА 4
МАЖОРДОМ
- Что вам будет угодно? - с высокомерной учтивостью спросил меня мажорджом, когда я, приблизившись, принялся изучать его словно одну из резных деревянных колонн, с архитектурной и художественной точностью расставленных по пространству столовой и, как и сам мажордом, выполнявших две функции: возбуждать эстетический восторг и представать столпами, на которых в буквальном и переносном смысле держалось проходящее здесь действие. Больше всего меня занимали причудливо украшенные и повсюду прикрепленные пуговки из "желтого металла", как пишут у нас в протоколах, а также кружевное жабо, белоснежно и пенно обрамлявшее вежливо застывшее, не узнававшее меня лицо.
- Я бы хотел попросить вас показать мне дом. Надеюсь, вы мне не откажете... Семен Макариевич?
- Извольте.
- Вы поразительно напоминаете мне одного знакомого батюшку, продолжал я изящно и непринужденно болтать, позволяя между тем вести себя по коридорам, галереям, залам... Никогда не понимал (да и не имел случая познать практически) удовольствия жить в музее, а здешний дворец, заполненный резьбой, полировкой, антиквариатом и разными завитушками, чрезвычайно и совершенно напоминал мне музей.
Пропустив меня в дверях очередного помещения, оказавшегося уютной, но без мебельных излишков комнатой, Семен Макариевич зашел сам, запер за собой дверь и величественно указал на кресло:
- Не соблаговолите ли присесть?
- Соблаговолю, - согласился я, плюхнулся в кресло и полез за сигаретой в карман. - У тебя, надеюсь, найдется пепельница?
Высоко поднятые брови и высокомерно брошенный взгляд ясно указывали на неуместность фамильярности. Я просто наслаждался его манерами.
- А я-то, глупый, предполагал, что ты переквалифицируешься в управдомы.
- Что ж, - солидно признал Семен Макариевич, - работники коммунальных служб в наше время входят в категорию самых обеспеченных граждан России.
- Так уж и самых? А банкиры, газовики, нефтяные магнаты, наконец?
- Я думал, мы говорим о населении, а не об элите.
- А-а-а! - понял я. - Ты, значит, себя к населению не относишь?
Молчание.
- Дай-ка пепельницу! - распорядился я, закуривая сигарету.
Выпустив струю дыма, я с интересом продолжал допрос:
- Мажордом, выходит, временная ступень лестницы, ведущей к элите?
- Кто знает, кто знает, - с достоинством проговорил Семен Макариевич. - А вы-то как здесь оказались? Операция внедрения или тоже прокладываете тропинку из массы в элиту?
- Пути Господни неисповедимы, отец Георгий, - со вздохом ответил я. И тут же спросил: - А ты что предпочел бы?
- Меня это не касается. Умный человек, как вы знаете, должен жить по-обезьяньи: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
- Ну мне-то можно сказать. И почему по-обезьяньи?
- Статуэтка есть такая знаменитая из трех обезьян: одна закрывает глаза, другая - уши, а третья - рот.
- Понял. Тогда запомни: с органами правопорядка мои пути относительно разошлись.
- Относительно? Оригинально!.. - У него очень выразительно поднялись брови, выражая крайнюю степень - в данном случае иронического - удивления.
Читать дальше