Я отключился с приятным чувством. Каждый раз, общаясь с ней, я испытывал подъем... впрочем, не имеющий, по большому счету эротический оттенок; вся моя сексуальная энергия уходила эти дни на Катеньку. И странно, не в первый раз признавал я - моя Катенька сильно проигрывала в сравнении с Куницыной, та была полное, законченное совершенство, ей можно было непрерывно, без устали любоваться... а вот любить без устали мне хотелось Катеньку.
Подумав, я вылил остатки из второй бутылки пива в стакан, допил и решительно поднялся. Пора.
Прошел к выходу. Пожарные и труповозки уехали. Я добрался до своего неповрежденного "форда" и вскоре выехал за ворота, которые поползли вслед за мной - закрыл охранник из будки.
Николай Рубцов, действительно, жил неподалеку. я проехал по Пугачевской улице, свернул на первый Пугачевский переулок, потом на Демьяновский и у дома номер двадцать девять остановился.
Вышел, закрыл двери на ключ и двинулся ко второму подъезду девятиэтажного дома. В будке вахтера, специально спроектированной в этом типе домов, сидел, как было начертано над окошечком, консьерж. Консьержем оказался мужик лет пятидесяти, в пятнистом камуфляже, скорее всего нанятый самими жильцами. Он обедал. Из окошечка, куда нагнувшись сунул голову Фроов, тянуло жареной колбасой и кофем. Действительно, однокомфортная электроплитка стояла на табурете в уголке, а на сковороде перед охранником уже не шипела, но силно пахла кружки жаренной колбасы политой яйцом. Все это, несмотря на кустарность изготовления, выглядело весьма аппетино, и я внезапно почувствовал голод. И правда, ведь, не обедал. А утром у покойников Коневых выпил только кофе.
- Что надо? - с неудовольствием спросил консьерж, который успел уничтожить едва половину приготовленных явств.
Я сунул в окошечко для таких случаев имеющееся у меня удостоверение специального отдела ФСБ при кремлевской администрации. Документ был изучен, произвел впечатление, и еда была временного забыта.
- Чем могу? - по иному выразился боец.
Узнав, что меня интересует все, что касается семьи Рубцова, охранник успокоился. Оказалось, что консьерж заступил на дежурство в семь утра, когда уже соседи проявили свое известное любопытство и нашли сердечников. Его напарник перед уходом сообщил, что накануне вечером заходили два прилично одетых мужика в костюмах и при галстуках, но сразу видно, когда костюм сидит как форма, в общем, напарник обратил внимание и забыл. Только утром фраза брошенная одним из поднимавшихся, всплыла у него в памяти: "На четвертом?" А на четвертом этаже как раз и жил Рубцов Николай в квартире номер сорок девять. Да, когда утром все началось, напарник и вспомнил. Он же сообщил и милиции. Я выслушал все эти сведения, поблагодарил, пошел к лифту, нажал кнопку вызова и вошел в тут же открывшуюся кабину, игнорируя крик высунувшейся из окошка головы констьержа. Тот крикнул, что дверь опечатана и вообще нельзя.
Дверь, действительно, была опечатана длинным листиком с печатью. Я машинально сорвал бумажку и, немного покопавшись в замке собственным универсальным ключом, вошел.
Квартира была большая, четырехкомнатная, с отличной новой мебелью, огромной люстрой, но без индивидуальности. Однако, выполняла основную задачу - служить удобным и незаметным фоном, в пределах которого прекрасно жилось... и умиралось, хмыкнул я. Прошел в спальню. Здесь, как и в других комнатах, осмотр милицией если и был проведен, то лишь поверхностный. Дело было простое, смерть без признаков насилия. Конечно, сердце не выдержало. У обоих. Наверное, перенапряглись. Ночью. Это бывает, не часто, но бывает.
Я медленно огляделся. Да, ничего не искали, не смотрели. Постель была оставлена в том виде, каком её нашли. Вернее, Рубцова нашли с супругой, а постель оставили с отпечатками их тел. Хотя, продолжал я машинально следовать путями мышления оперативников, мало ли, может Рубцовы наркоманы, может передозировка, может отравление... И что-то все равно настораживало. Я, словно ищейка, медленно обходил спальню. Возле кровати стоял сервировочный столик, обе полочки которого - в основном нижняя - были заставлены бутылками. На верхней стояла наполовину пустая бутылка шампанского, два стакана, несколько банок с пивом, пепельница, полная окурков. Я посмотрел. Рубцов курил "ЛМ". Или его подруга. Вдруг насторожился: на полу, возле спинки кровати, у изголовья, лежал окурок без фильтра. "Прима". это ни о чем не говорило, могли оставить оперативники. А с другой стороны, они же здесь были долго, а окурок - один.
Читать дальше