Михаил Соколов - Контракт со смертью

- Не много ли? - спросил Быков.

- Ничего. Пока я раскручусь, можно немного и проиграть, - рассеянно сказал Семенов.

Наконец, по узенькой лестнице с ещё неистоптанной ковровой дорожкой стали подниматься на второй этаж. Впереди с Лизой, слегка придерживая под локоток, Семенов, за ним, сейчас особенно похожий на переодетого телохранителя - Быков. Впрочем, сейчас он и в самом деле телохранитель, подумал Семенов, чувствуя холодок на коже вдоль хребта; близость игры, собственный настрой, мучительное ожидание метаморфоз внутри - делало его рассеянным, нет, сосредоточенным только на одном, на том, что его ожидало скоро.

В предбаннике почти ничего не изменилось. Знакомый уже официант подскочил с подносом.

- Господа! Прошу за счет заведения.

Семенов машинально выпил... Что? Вода?.. Шампанское?.. Лиза рядом легко пригубила. Быков широко расставив крепкие столбы ног нагло и весело разглядывал публику у бара и за столиками: полупьяные мужики, трезвейшие девицы... Сееменов взглянул на часы. Было двадцать пять минут двенадцатого.

- Сколько у нас времени? - повернулся он к Быкову.

Лиза непонимающе взглянула на свои часики.

- Почти половина двенадцатого., - сказала она.

Быков подмигнул ей и повернулся к Семенову.

- Полтора часа. В два часа все закончится. Успеешь?

- Посмотрим.

Они вошли в зал рулеток. Народ здесь был, но в основном толкался вокруг обоих столов с рулеткой. Было сильно накурено и еще... вероятно, через кондиционер пытались освежить воздух, напуская какую-то ароматическую дрянь. В большинстве своем - если брать только мужиков - здесь были достаточно строго одетые люди. Были и солидные, за пятьдесят. Были в просторных черных костюмах с блестками кавказцы, почти научившиеся теряться в общей толпе. Представителей богемы было мало, но и за их демократической расхлябанностью ощущался запашок долларов. И женщины были здесь все, как на подбор: яркие, превосходно одетые и... жизнь в общем, знали.

"Хороший клуб" - подумал Семенов, имея в виду, что с улицы сюда, как видно, не попадали, значит и играть можно будет по-крупному.

Семенов подумал, что несмотря на то, что за последние годы атмосфера подобных заведений стала ему привычна, и чувствовал он себя здесь как рыба в воде, все-таки так и не смог её принять. Гнусный запашок витал повсюду, словно джин из бутылки над Алладином, запашок алчности, зависти, ненависти.

Семенов ухмыльнулся, поймав себя на этих мыслях. Ничего себе морализатор. Это он-то, живущий так неплохо только из-за существования подобных клопиных мест. И все-таки, все-таки... недаром же во все времена и во всех государствах здоровая часть общества презирала и старалась искоренить азарт как порок. Там, где появляются шальные деньги, исчезает точка опоры. Человек, который за один раз выигрывает столько, сколько какой-нибудь добропорядочный семьянин не заработает и за всю жизнь, такой человек перестает уважать устои, на которых держится добропорядочное общество: зачем они ему, эти устои, если можно вот так, единым махом получить все. И эти же добропорядочные будут тебе служить и охранять то, что ты, фактически, отнял у них. Всё мерзость, думал Семенов, наблюдая, как Быков лихо подходит к столу и двигает пару фишек на чет. К столу подошла и Лиза. Все неволько расступились, так хороша была Лиза. Колесо завертелось, шарик поскакал, остановился. Четырнадцать. Довольный Быков получил свои выигранные две фишки, и все четыре двинул на красное. Вновь выиграл. Покраснел, присвиснул, весело взглянул на Лизу и поставил восемь фишек на ноль.

Колесо долго вертелось, шарик долго летал. Семенов вместе со всеми смотрел. Впрочем, был совершенно убежден, что ноль не выпадет.

"Человек без устоев, - не мог отвлечься он, - опасен не только для общества, но и для себя самого. Пустоту в душе, оставшуюся после крушения благовоспитанных прежних идеалов, пустоту, которую человек вначале принимает за эталон свободы, уже ничем не заполнить. Ни девками, ни спиртным, ни проказами власти. Сатана уже в душе и рвет твое сердце и ты уже начинаешь ненавидеть не только себя, изгоя, но и этот поганый мир, который допустил твое приобщение к миру сильных: глаза твои, как у Фемиды прикрыты - правила, закон, чего ещё хотеть, все ведь нормально, всё служит тебе...

Ах, Боже мой! Как поздно начинаешь понимать, что свобода нужна дуракам. Наши кукловоды никогда не покидают границ жесточайшей необходимости, которые сами же для себя и воздвигли. Потому что человек, не ограничивающий собственную свободу, дикарь и животное. Его место в стаде. И чем не стадо то, что он видит перед собой, смутно думал Семенов, продолжая следить за шариком, наконец-то остановившимся. И разве сам он не является...