Андрей Троицкий - Прыжок в темноту

Соляное озеро и несколько полуразвалившихся хибар на его берегу проехали около пяти вечера. Солнце сделалось совсем близким, повиснув над плоским горизонтом, наливалось зловещими багровыми красками. Колчин остановил машину на выезде из поселка. Натянув на голову панаму, открыл капот, усевшись на горячую землю в тени машины, расстелил карту, придавив ее края мелкими камушками. Решкин вылез из салона, надел очки, сел рядом.

– Вот тот самый белый налет, который мы видели на фотокарточке и видеозаписи, – он развел руки по сторонам.

Частицы соли заполняли трещинки в высохшей почве. Фантастический пейзаж. Кажется, земля покрыта снегом. Только под жгучим солнцем этот снег не таял. Решкин вышел из состояния задумчивой созерцательности и повертел в руках небольшой арбуз. Подбросил его на ладони, стукнул его об коленку, расколол надвое, густо обрызгал голую грудь, пузо и лицо сладким соком.

– Тьфу, зараза… Шорты испортил.

Колчин засмеялся. Решкин, разозлившись, отбросил подальше разбитый арбуз, полез в машину, ругаясь последними словами, долго вытирал тело мятым полотенцем. Поднявшийся ветер дул с озера, он бросал в лицо кристаллики соли, острые, как перемолотое стекло. Соль забивалась в нос, прилипала к губам. Колчин долго разглядывал пометки на карте, наконец, сложив ее, сказал:

– Ближайший населенный пункт отсюда в сорока километрах. Местная специфика, люди селятся по берегам реки, а в такую глушь никто не забирается.

– Что тут делать нормальным людям? Тут живут всякие отбросы вроде этого Воловика, которые не в ладах с законом или собственной совестью.

– Мы совсем близко от цели, конечно, если наши расчеты верны. Честно, ты в каких отношениях с оружием?

– В самых дружеских. Но в геологических экспедициях не расставался с двустволкой или помповым ружьем. Столько дичи намолотил: просто море крови. Прошел курс стрелковой подготовки в ФСБ. Короче говоря: из мелкашки попадаю белке в глаз с тридцати метров.

– Я тоже прошел множество всяких курсов, которые мне ни хрена не дали. Всему сам учился, на практике. А от тебя я надеялся услышать слово правды. Увы. Тебе уже тридцатник. Когда же повзрослеешь?

– С этим еще успеется.

– Ладно, там в багажнике патроны с круглыми пулями и картечью. На гильзах соответствующая маркировка. Пулями не пользуйся, бери картечь. Если доведется воспользоваться ружьем для самозащиты, с такими боеприпасами ты точно не промахнешься.

Решкин встал, открыл багажник, вытащил ружье. Все просто, ребенок разберется. Трубчатый магазин находится под стволом, ружье перезаряжается, когда отводишь цевье назад. Три патрона в магазине, один в стволе. Он натянул на ружье кожаный чехол с ручкой, стал осматривать короткий тупорылый гранатомет. Похожая система. По сути, то же помповое ружье, только магазин расположен над нарезным стволом, приклад откидной, плюс пистолетная рукоятка. Для перезарядки нужно откинуть крышку магазина и вставить три гранаты калибра сорок три миллиметра. Решкин нежно, как несмышленого ребенка, погладил полированный ствол гранатомета и накрыл его брезентом. Колчин завел машину.

Ближе к хутору, последние полкилометра, дорога пошла под уклон, поэтому владения Воловика можно было рассмотреть издали. Приземистый одноэтажный дом с застекленным крыльцом, сложен из кирпича сырца и побелен известью, напоминает то ли сельский клуб, то ли свинарник. Окна, выходившие на солнечную сторону, закрыты внешними ставнями, шиферная крыша и чердачное окно, напоминающее очко солдатского гальюна. Напротив дома большая саманная постройка с плоской крышей. Похоже на гараж, в котором мелиораторы некогда держали свою технику. Рядом какие-то сараи, клети для овец. Участок обнесен полуразвалившимся забором из глиняных блоков.

На дворе ни души, только пара худых собак неизвестной породы лежат в тени высокого колодца, ветер перегоняет с места на место бумажный мусор и пыль. По солнцепеку бродит одинокий петух с грязно-серым хвостом. Решкин вздыхал и то и проводил ладонью по влажному лбу, бодрое настроение улетучилось вместе с храбростью, сменившись тревогой, тянущей душу вниз, в самые пятки.

– Вот, блин, занесла нас нелегкая, – повторял он. – Вот, блин, занесла…

Колчин остановил машину у наглухо закрытых ворот, сваренных из кусков жести и покрашенных небесно голубой эмалью. Сквозь краску пробивались разводы ржавчины. Он посигналил двумя короткими гудками и одним длинным. Нет сомнения, машину заметили еще издали, не так уж часто в здешние края заносит чужаков. Колчин снова посигналил. Ветер унес гудки, снова наступила тишина. Выбравшись из машины, подошел к воротам, постучал кулаком в калитку. Прикурив сигарету, стал ждать. Через минуту с внутренней стороны лязгнул засов, скрипнули петли. Из калитки, прорезанной в воротах, вышла женщина неопределенных лет в застиранном ситцевом платье, голова замотана платком, из которого торчал длинный нос. Женщина вопросительно глянула на Колчина и стала разглядывать надпись на кузове «Нивы» и Решкина, истекавшего потом на заднем сидении.