Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

Брут бросился в ноги Басофону со словами:

— Я преклоняюсь перед тем, кто будет светочем Фессалии.

Сильвестр поднял его, облобызал, после чего велел готовиться к отъезду. Но попугай, видевший из окна процедуру крещения, быстренько подлетел к ним.

— Эй вы, а я? Меня забыли? Я видел, что ты сделал с ослом. Разве вода из этого фонтана волшебная?

— Без веры в нашего Спасителя она — просто вода, — ответил Брут.

— Какой вздор! — не поверил Гермоген.

И он прыгнул в фонтан, начал плескаться в нем, но, естественно, так и остался птицей. Тогда он подлетел к Басофону и сказал:

— Если у тебя доброе сердце, сделай со мной то, что сделал с ним.

Сильвестр засмеялся:

— Тебе разве не понятно, что Брут удостоился такой милости не от меня, а от самого Бога? Чистота сердца помогла ему преобразиться. Отныне он будет зваться Теофил.

От ярости у попугая перья стали дыбом.

— Я — наилучший ученик Трижды Великого Гермеса, а ты осмеливаешься утверждать, что у меня сердце не чистое.

— Поверь Воскресшему, и я окрещу тебя.

— И речи быть не может, — возмущенно проговорил Гермоген.

— Ну что ж, оставайся птицей, и не будем больше об этом говорить.

Наши путники покинули Эдессу, чтобы вернуться в Антиохию. Басофону хотелось достичь ближайшего порта и морем приплыть в Афины. Раз уж его предназначение — быть светочем Фессалии, то надо добираться туда. Недостаток смелости у жителей Антиохии открыл ему глаза на порученное ему дело.

Итак, Сильвестр, новообращенный Теофил и попугай присоединились к каравану, который, перейдя Евфрат, разделился надвое: одна часть направилась к Тарсу, другая продолжила путь к Антиохии. На середине моста у сына Сабинеллы закружилась голова. Он не упал благодаря Теофилу, поддержавшему его, но на мгновение потерял чувство пространства.

— Вот что случается с любителями девочек! — злорадствовал попугай.

— Все в порядке! — ликовал переодетый путешественником Абрахас, державшийся поблизости.

И в самом деле, в теле Басофона происходила странная борьба. Войска генерала спирохеты тайно проникли в него, пока он занимался любовью с эфиопкой. Однако отряды, охранявшие мочеиспускательный канал, подняли тревогу. На помощь поспешили другие войска, дабы остановить орды варваров, рвущихся вовнутрь. Им было несть числа, и они накатывали разрушительными волнами. Так что защитники вскоре отступили к печени, оставив многих лежать на поле брани.

— Не знаю, что происходит со мной, но живот мой раздулся, как барабан, а все тело покрыто потом.

И все же они продолжали идти и, очень усталые, три дня спустя прибыли в Антиохию. Теофилу пришлось последнюю часть пути тащить товарища на себе, и он сожалел, что не остался ослом. Что касается Гермогена, то он так ругался, что лишился голоса. Басофона уложили в палатке и нашли ему врача, представившегося учеником Эскулапа.

— Молодой человек, — многозначительным тоном обратился доктор к Басофону, наклоняясь над больным, — положения звезд для вас неблагоприятны. Телец и Дева закатываются, тогда как Скорпион упрямо поднимается с востока на запад, что может плохо отразиться на дыхательных путях. К ним относятся рот, нос, трахея, легкие и все слизистые части, по-научному называемые мяготью Александра. Вам сейчас следует вдыхать дым горящей серы. Этот минерал — единственный, могущий изменить влияние текстуры яда скорпиона, действующего внутри.

Басофон открыл один глаз и, приподнявшись на локте, уставился на болтуна.

— Ученик Эскулапа, чтоб ты подавился своим языком! Мои легкие чувствуют себя хорошо. Смотреть надо ниже, но я не доверяю твоей магии. Теофил, проводи его. Я сам себя вылечу без помощи этого шарлатана.

Задетый за живое, доктор напрасно пытался уговорить Басофона, потом начал кричать, что здесь убивают науку, но в конце концов вынужден был уйти.

И действительно, Басофону показалось, что бахвальство врача подействовало на него как нельзя лучше.

— Что ты чувствуешь? — поинтересовался Теофил.

— Жар и холод. Меня будто ошпаривают и остужают. Я не мог простудиться?

На следующую ночь к Басофону возвратились силы, и он потребовал отправиться в порт, до которого нужно было идти все утро. Они прибыли туда как раз вовремя: греческое судно снималось с якоря, направляясь сперва к Мире, потом к Эфесу. Римлянину удалось убедить капитана принять на борт двух лишних матросов, которым не нужно будет даже платить. Капитан сдался. Таким образом Теофил, Басофон и Гермоген снова оказались на корабле, устроившись между тюками шерсти с Пальмиры и бочками вина из Намибии.