Наталья Земскова - Город на Стиксе

— Нет, что вы, это счастье.

— Тогда давайте завтракать, и — приступаем к работе. Хотите есть? Вижу, что хотите.

Усадив меня за стол, Бернаро позвонил, и Хосе в ту же минуту явился с подносом. На подносе оказались сыр, йогурты, тропические фрукты, паштеты, соус, сладости — мне захотелось все и сразу.

— Кто вас так научил плавать? — спросил Бернаро, и я поняла, что обо всех моих действиях было доложено в точности.

— Никто. Сама на речке, в детстве. Какое здесь море — соленое, плотное, гладкое. А этой ночью я слышала песню, пел мужчина так громко, протяжно… Очень сильное впечатление.

— Это не песня — молитва. Здесь поблизости мусульманский квартал, есть мечеть. Начался Рамазан — большой праздник, и мулла в пять утра творит утреннюю молитву, которую транслируют, — объяснил Бернаро и бодро воскликнул: — праздник праздником, но работать, работать! — И поднялся со стула.

Вслед за ним я отправилась в одну из круглых комнат, где для нас уже поставили кресла и стол. Захватив бумагу, ручки, диктофон, я села спиной к окну, чтобы свет падал на лицо Бернаро — подобравшись вплотную к работе, которая представлялась мне просто бескрайней, я испытала приступ страха: вдруг не справлюсь, утону в материале?

— Не знаю, зачем вам понадобилось везти меня в Испанию, — начала я, но Бернаро меня перебил:

— Как зачем? Здесь вы вся в моей власти. Ну, а дома бы вас и меня отвлекали. Так с чего мы начнем?

— Ну, конечно, с вопросов.

— Идет. Три часа говорю — вы записываете. Полчаса перерыв — можно сбегать поплавать. После моря — обед, дальше — снова работать. Ну, а вечером съездим, поужинаем.

На удивление, Бернаро оказался отличным рассказчиком, и к обеду я уже имела представление о его карьере, которая, как ни странно, началась в армии, где он ни с того, ни с сего начал сам сочинять фокусы и показывать их сослуживцам:

— Понимаете, — объяснял он задумчиво, — я как будто бы знал, как их делать. Знал когда-то, но после забыл, и однажды мне втемяшилась эта мысль — стать великим артистом.

— Непременно великим?

— Великим.

— Почему не певцом, не танцором?

— Мне казалось, что с большим или меньшим успехом это может любой. Ну, а фокусы — загадка, секрет. Волшебство. И я думал, что если смогу их освоить, то и сам стану «сверхчеловеком».

— Вы хотели славы.

— Нет. Избранности и отличия. Ведь это стыдно — быть как все. Согласны?

В перерыв мы спустились на пляж, но Бернаро почти не плавал — окунулся и сразу пошел в дом. После обеда я продолжила допросы и расспросы. Я спрашивала о родителях, о съемках в «Колдуне», о первых выступлениях, конкурентах, изобретении фокусов, об учебе, которую он прерывал раза три, и о том, что дал ему главный его университет — самообразование. Материал набирался, вернее, я понимала, что смогу его взять. Теперь, чтобы он заиграл всеми красками, требовалось самое сложное — отыскать ход, решение, форму.

В этот день мы закончили поздно. Бернаро явно был в ударе — я все реже задавала вопросы, направляя беседу в нужное русло. Постепенно мы обрели ту степень доверительности, без которой невозможно изложение материала, который пишется от «я». В восемь резко стемнело, но мне не хотелось останавливать работу: кто знает, какое у него будет настроение завтра? И когда он предложил съездить поужинать, я отказалась:

— Полчаса на купание, чай — и до ночи работаем.

— Согласен, водоплавающая Елизавета.

И опять я лежала в соленых упругих волнах, переходящих в звездное мерцающее небо. Царящий на море абсолютный штиль и отсутствие каких бы то ни было звуков только усиливали ирреальность картинки, представлявшейся мне абсолютно волшебной. Дрожали щедрые россыпи огней, будто тончайшая сеть из светящихся алмазных осколков и нанизанных бус была брошена на прибрежные склоны. Вода искрилась, отражала звезды — казалось, зачерпни, и можно унести домой.

Утром я решила систематизировать то, что узнала вчера. Оказалось, Бернаро куда-то уехал, и я могу спокойно поработать. Прослушивая диктофонную запись и делая заметки, я нащупала несколько явных пробелов, которые, конечно же, касались кухни, его волшебства, техники, то есть того, о чем на словах не расскажешь. Бернаро мне оставил видеозаписи своих выступлений. Но одно дело запись, и совсем другое — впечатление живого концерта. Это первое. А второе — мне было непонятно, как из «простого фокусника», артиста областной филармонии он превратился в иллюзиониста с мировым именем.