Наталья Земскова - Город на Стиксе

— Я должна была забрать документы. Договорились, что зайду назавтра утром. А потом он звонит и говорит: лучше нынче вечером, накануне, что так ему удобнее. Сказала, что приеду в десять, а сама приехала в одиннадцать — он ведь поздно ложится. Стою, звоню, никто не открывает. И телефон не отвечает. Я дверь толкнула, а она не заперта. Вошла — тихо. Я в гостиную, на кухню, зову: «Георгий Александрович!» Потом в спальню. Открыла дверь, а он. он. там весь голый. на кровати. кровь. и голова вот так назад. Ой, мамочки мои, да что же это! А если бы я пришла на час раньше, как обещала! Там же убийца был!

— Ну, без подробностей, Оксана Павловна, здесь пресса, — одернула ее железобетонная Маринович, дала что-то выпить. — Прошу вас, Лиза, не цитируйте все это. Оксана Павловна упала в обморок, оказывали помощь, и что там она видела, никто не знает. Идемте, вам нужен портрет для газеты.

Уничтоженная смертью Крутилова, я сидела, пытаясь писать.

Непрерывно звонил телефон со стандартным вопросом, на который я давала стандартный ответ, не в состоянии поверить до конца в случившееся.

Господи, почему, почему он? Здесь и так никого не осталось!

На столе были разложены его снимки, которые мы так любили публиковать по причине фактурности и колоритности модели. По причине ее избранности. Даже не постановочный, сделанный обычной «мыльницей» снимок выдавал портрет Крутилова за произведение искусства: редкой красоты форма черепа, элегантный точеный профиль, царственное чело. Именно царственное и именно чело, вызывающее у окружающей черни одновременно восхищение и раздражение.

Как его только не обласкала критика — римский патриций, высокий древний дух, правитель, император… Из трех трупп создать на ровном месте, без денег и связей, собственную империю, частный театр, выдавать по пять-шесть премьер в год, отвечать за такое количество людей — здесь нужно было быть художником, продюсером, мыслителем, провидцем. Человек абсолютно невербальный, он мыслил развернутыми хореографическими текстами, спектаклями, на которые валила публика. Театр триумфально ездил на фестивали и конкурсы, то есть Крутилов существовал в контексте, и этот контекст contemporary dance без него был бы точно неполным.

Его танцы были виртуозно сложны и одновременно изящны, и как же он сердился, когда артисты не могли их повторить со второго и третьего раза! Поиск нового языка танца для выражения мучивших идей стал смыслом его пребывания в этом мире и в этом Городе, который. Который, заполучив его однажды, ни за что не хотел отпускать.

Проявление невероятного — вот что такое был Георгий Крутилов. Кто хоть раз видел на сцене его безупречно вылепленную только для танца фигуру, знает об этом.

Как сложно-то писать об очевидном.

Я пыталась выжать из себя что-то возвышенно-адекватное, но вместо этого в голове билось одно простенькое и безнадежное: «Все закончилось. Все закончилось. Все.»

Что именно закончилось, объяснить до конца я себе не могла, но то, что гибель сорокадвухлетнего балетмейстера с европейским именем на пике славы и признания есть начало чего-то катастрофического и переломного, мне было очевидно.

Промучившись за компьютером до пяти и ничего не «родив», я засобиралась в театр. Закрытие сезона театр Крутилова решил не отменять. Последние года четыре сам хореограф редко выходил на сцену (ей, видите ли, нужны молодые лица), но неизменно стоял в правой кулисе, появляясь лишь на поклонах и вызывая шквал восторга. Теперь здесь будет зиять пустота. И не только здесь. И не только… Я ехала по Городу и со всех афишных тумб ловила его взгляд — то иронично-печальный, то отстраненноязвительный, но неизменно сочувствующий: он уходил, он не мог ничего для нас сделать.

Но до зрительного зала я не дошла.

… — Елизавета Федоровна? А я вас жду — решил перехватить в театре.

Товарного вида мужчина с дежурной улыбкой и незапоминающейся внешностью вывел меня из людского потока в дверях и бережно-настойчиво взял за локоть:

— Следователь по особым делам капитан Ларионов, — проговорил он негромко и предложил пройти в администраторскую. — Не бойтесь, это ненадолго.

— Я не боюсь. Только зачем я вам?

Капитан улыбнулся еще шире:

— Так. Вам нужны мои подробности по поводу Крути-лова? И мне нужны, но только ваши. Я не представился: Алексей Иванович.

Предложив мне стул возле окна, Ларионов открыл свой портфель и достал оттуда тонкую папку. Пока он в ней что-то перебирал и разглядывал, мой взгляд невесты со стажем сканировал нужную информацию: здоров, хорош собой, женат, успешен, прост в общении, в театре был последний раз в десятом классе, читает только детективы. Как говорит Галина, «не жених», и, значит, я не напрягаюсь.