Ирина Арбенина - Идол прошедшего времени

— Но где же все это? Можно взглянуть?

— Можно… Отчего же нет? Глядите на здоровье! — Китаева указала в сторону «образовательного учреждения». — Вот это и есть остатки былой роскоши. На том самом фундаменте это здание и построено.

— Правда?

— Как музейный работник, я вам говорю это с полной ответственностью.

— Удивительно… — пробормотал Филонов.

— В общем-то, ничего удивительного, обычная история. После революции усадьбу экспроприировали, дом Неведомского, естественно, сожгли. Коллекцию, конечно, жалко… — Китаева снова вздохнула.

— Коллекцию?

— Ну а как же! Не знаете? Знаменитая семейная коллекция Неведомских…

— Вы сказали, знаменитая?

— Понимаете, еще прапрадед Алексея Алексеевича Неведомского знаменит был как страстный собиратель античной скульптуры. В его парке среди копий были установлены настоящие раритеты.

— А что же случилось потом с коллекцией Неведомских, «страстных собирателей античной скульптуры»? Тоже погибла?

— Коллекцию так и не нашли.

— Отчего же? Сумели увезти с собой за границу?

— Маловероятно, что графине Неведомской удалось это сделать… В общем, неизвестно: была коллекция похищена, разграблена, уничтожена или…

— Или?

— Спрятана.

— Вот как?

— Вполне возможно, коллекцию предусмотрительно спрятали!

— Вы думаете?

— А почему бы и нет? Очень может быть, что где-то тут… — оглядывая окрестности, задумчиво произнесла Китаева, — где-то тут и была спрятана эта знаменитая коллекция.

— Чувствуется, что вы, Вера Максимовна, как музейный работник, многое могли бы рассказать…

— Об усадьбе Неведомского?

— Да и вообще!

— Могла бы! — самодовольно усмехнулась Китаева.

— Кстати, а вы-то, Вера Максимовна, что тут делаете? На этой дорожке-тропинке?

— Да вроде вас, голубчик… Гуляю!

— Похоже, это вообще излюбленное место для прогулок. Вот и Яша…

— Яша? А что Яша? — вдруг насторожилась Китаева.

— И Яша тут, оказывается, любил прогуливаться.

— Правда?

— Правда. И даже… Вы не поверите, но тут один пацан, с чубчиком, в учреждении для умственно отсталых, вот только что мне рассказал, что Яша якобы разгуливал здесь по аллеям с какой-то женщиной…

— Ну, с кем не бывает! Правда, для Яши занятие необычное…

— Необычное — это сама женщина.

— Вот как?

— Ребятишки говорят, «как мраморная».

— Что с умственно отсталых возьмешь… Хороши свидетели! Но вы, выходит, и такими показаниями пользуетесь?

— Я пользуюсь разными показаниями.

— Однако мальчики, похоже, бо-ольшие фантазеры. Невольно вспомнишь старые легенды…

— Опять легенды?

На слово «опять» Китаева не отреагировала.

— Говорят, около одной из самых редких статуй в парке Неведомских — статуи Венеры! — всегда стоял треножник, — охотно продолжала болтать Вера Максимовна. — Будто бы эта статуя влюбила в себя бывшего блестящего гвардейского офицера — одного из Неведомских, — неожиданно для всех замуровавшего себя в мширской глуши.

— Неужели? Знакомый мотив. Что же случилось с этим Неведомским? Сошел с ума и влюбился в статую?

— Немного иначе: влюбился в статую и сошел с ума. Минуй, как говорится, нас пуще всех печалей… Ни для кого из простых смертных эти интрижки с богами добром никогда еще не оканчивались. Ну, может, кроме Пигмалиона.

— Да, я тоже невольно припомнил этот сюжет.

— И то, кто знает, как у них сложилась дальнейшая семейная жизнь… Знаем только, что этот кипрский художник получил в дар от Венеры красавицу жену, словно из слоновой кости. Как живую.

— Да-да, припоминаю. Сделал Афродите хороший подарок — преподнес белую с вызолоченными рогами телку — и никакого вымогательства и уж тем более шантажа. Я хочу сказать, Пигмалион вел себя скромно, не требовал у богини непомерно: оживи мне статую — и все тут! Нет, это и называется разумные требования : нельзя ли, мол, мне жену, такую же красивую, как статуя.

— Да-да… Кипр изобиловал продажными женщинами, а художнику Пигмалиону хотелось чистоты, — вздохнула Вера Максимовна, никак не отреагировав на слова «шантаж» и «вымогательство».

Как всегда, она была на страже чистоты и порядка.

— Как ее зовут, Дамиан? — осторожно поинтересовался Кленский, когда Дамиан закончил рассказ о своем «путешествии».

— Кого?

— Ну, ту девушку?

— Которую?

— Ту, у которой муж с топором, ревнивый?

— Звать ее, Кленский, не Венера… — Филонов с интересом взглянул на журналиста. — Хотя выглядит не хуже.