Елена Яковлева - Красное бикини и черные чулки

— Нет, вы мне скажите, когда это кончится? Что я — рыжий какой-нибудь?

— Нет, ты не рыжий, — тут же заверила его отзывчивая Жанка.

Что верно, то верно, рыжим Порфирия не назовешь. Скорее уж пегим. И вообще не далек тот день, когда логичнее всего будет именовать его лысым. Прибавьте к этому красный мясистый нос, маленькие близко посаженные глазки и три глубокие морщины на низком лбу — две горизонтальные и одну вертикальную — и получите полный портрет нашего мариниста. Во всей его красе. После чего, так же как и я, сломаете себе голову, пытаясь понять, что же все-таки бедная Жанка в нем нашла. Конечно, знатоки утверждают, что мужчине достаточно быть лишь чуть-чуть красивее обезьяны, но боюсь, что с Порфирием дело обстоит с точностью до наоборот.

— Ну, что будем делать? — Озабоченная Жанка по моему примеру тоже стала бестолково метаться по комнате, шаркая громадными тапками Порфирия.

— Подумать надо, — пробормотала я, наматывая на шею шарф.

— Вместе подумаем. — Жанка бросила тоскливый взгляд на Порфирия, которого она вынуждена была покинуть.

— А заодно поработаем, — сделала я немаловажное добавление. — Не каждый же день у Краснопольского выездные совещания…

— К сожалению, — печально вздохнула Жанка и двинулась вслед за мной, поминутно оглядываясь.

— Но ты же не навсегда уходишь, — заметила я ее внутренний раздрай. — Кончим работу, вернешься и ляжешь перед порогом.

А Жанка вполне серьезно испугалась:

— Что, думаешь, до этого дойдет?

— Ну не знаю, — пожала я плечами, — но надеюсь, у тебя еще хватит времени, чтобы возвести баррикады.

Жанка горестно закусила нижнюю губу, а из комнаты, пошатываясь, вывалился Порфирий. Со своей «Морской регатой», за которую он слупил с меня пятьдесят целковых.

— Картину-то забирай. Раз купила, значит, твоя. А то повадились забывать. Один забыл, другой…

Ага, это он на того типа, что его клофелином потчевал, намекает.

— Еще сказал: на даче повесит над камином, а сам забыл, — брюзжал Порфирий.

Я всучила Порфириеву регату Жанке и торжественно поклялась Порфирию повесить ее (картину, разумеется, а не Жанку) над диваном, поскольку камина у меня нет, как, впрочем, и дачи.

Остаток дня мы с Жанкой провели в трудах праведных. Даже более чем праведных. Корпели над передачей, а в перерывах гоняли чаи и кофеи, курили и давились вриглей. Точнее, я курила, а Жанка давилась, время от времени предлагая и мне присоединиться к этому более чем увлекательному, а главное — интеллектуальному занятию.

Надо признать, что муки творчества занимали меня приблизительно на девяносто пять процентов, остальное приходилось на подспудную мыслительную деятельность. Я анализировала последние из поступивших в мое распоряжение сведений и тасовала колоду подозреваемых: поскольку их было немало, меня не покидало ощущение, что количество должно, нет, просто обязано, перейти в качество. И вдруг, а самые важные и значительные события в жизни, как вы, надеюсь, знаете, всегда происходят вдруг, меня осенило.

— Постой-ка, постой-ка, Хвостова… — пробормотала я негромко, чтобы не вспугнуть догадку. — Ты предложила Порфирию вспомнить тот день досконально…

— Ну, — кивнула Жанка и погоняла вриглю во рту.

— А не хочешь ли сама повторить тот же эксперимент?

— Это еще зачем? — Жанка затаила дыхание. Наверное, шестым чувством уловила важность момента.

— Да все затем же! — У меня даже нервная дрожь началась. — Ты вспомни, каким мы подобрали Порфирия на дороге? Он же был пьяный в лоскуты!

— И что? — Моя дрожь перекинулась на Жанку. И теперь мы вибрировали с ней практически синхронно.

— А то! Ты прикинь, когда и где он мог так нализаться?! Хотя нет, это как раз дело нехитрое, особенно для такого пьяндалыги, как Порфирий. Главное, что перед этим он квасил с ныне убиенным Хлопониным, и квасил крепко. После чего добрался до Дома радио и выдал в эфир свою идиотскую речь. Совсем не ту, которую мы ему подготовили, но вполне связную, ведь он не заикался и голос у него не дрожал!

— Точно! — кивнула Жанка.

— Так-так… — Я забегала из угла в угол. — А теперь вспомни, ты его видела перед эфиром? Не за ширмой, а натурально, лицо к лицу.

— Так он же… — Жанка водила за мной глазами, как кошка за влетевшей в форточку мухой. — Он же опоздал… В самый последний момент пришел… Я послала Ниночку его внизу встречать… Ниночка сто раз мне оттуда звонила, спрашивала, что делать, потому что он не приходит и не приходит. А потом звонит: пришел наконец-то! А до эфира уже считанные минуты оставались. Я ей и говорю: веди прямо за ширму и сажай на стул. А что… Что ты хочешь сказать?