Мария Шкатулова - Убийство в Озерках

Начался октябрь. По-прежнему шли дожди, и, хотя было довольно тепло, все жили ожиданием зимы. Вася не возвращался. Нина почти перестала спать, потому что каждую ночь прислушивалась к малейшим шорохам за окном и иногда даже выходила в темноту, под дождь, потому что ей постоянно мерещился под балконом его голос.

Из дому она выбиралась только для того, чтобы съездить на работу, и Марго не удавалось выманить ее даже в театр, который она так любила. «Твой кот никуда не денется, — говорила она. — Если он придет, то придет и без тебя: окно же открыто. А тебе надо немного проветриться — на тебя страшно смотреть».

Но Нина отказывалась. Вечерами она включала телевизор, чтобы, как она говорила, немного «утешиться» или «забыться», но забыться не удавалось: «Вас приводят в ужас некрасивые капиллярные сетки, покрывающие ваши ноги?» Или: «Вы устали от изнуряющей борьбы с целлюлитом?» — страшным голосом вопрошал с экрана мужской голос. Она немедленно переключалась на другой канал, чтобы посмотреть фильм, и перед началом заэкранный голос торжественно возвещал: «Спонсор программы — мягкое слабительное средство “Фрилакс”». «Спасибо еще, что не цианистый калий», — думала Нина и выключала ящик: настроение было испорчено.

Ей во всем мерещились мрачные предзнаменования.

Как-то в метро на эскалаторе какая-то женщина переспросила ее, как называется агентство, рекламировавшее по радио недорогие туристические путевки. «Извините, — ответила Нина, — я не расслышала: то ли “Миома”, то ли “Фиброма”», — и даже не заметила, как собеседница отшатнулась от нее.

В один прекрасный день ей самой положили в ящик рекламный проспект. На первой странице большими красными буквами было написано: «Отдых на Голгофе». В другой раз она бы от души посмеялась, но сейчас только мрачно проговорила: «Интересно, как они себе это представляют?» — и выбросила из ящика очередную порцию ненужной бумаги.

Дальше стало еще хуже. Она начала бояться оставаться в квартире ночью. Стоило ей немного задремать, как она почти тут же просыпалась, оттого что в прихожей явственно слышала шаги. Она замирала от ужаса и долго лежала в оцепенении, не в силах пошевелиться, чтобы зажечь свет, и стараясь уговорить себя, что все это ей только кажется, что никто не мог проникнуть к ней в дом, потому что на окнах решетки, а входная дверь — на цепочке, а если бы кто и проник, то не стал бы ходить по коридору взад и вперед, а давно бы уже вошел к ней в комнату и убил ее.

Но ничего не помогало: она продолжала отчетливо слышать, как скрипят половицы, и страх ее проходил только тогда, когда невероятным усилием воли она заставляла себя встать и распахнуть дверь в коридор.

Самое поразительное заключалось в том, что это происходило почти каждую ночь, и, как ни уговаривала она себя с вечера, что это не более чем ночные страхи и неврастения, история повторялась, а оставлять дверь открытой, как она всегда делала раньше, Нина боялась, хотя вызванный из ЖЭКа мастер и заверил ее, что дыру в подвале, через которую пролезла обнаглевшая крыса, он заделал. «Что ей помешает прогрызть ее еще раз? Она же чувствует, что Васи нет», — думала Нина, до обморока боявшаяся крыс.

Марго, помирившуюся с бывшим мужем, она видела только на работе и едва успевала перекинуться с ней парой слов. Другие ее подруги были заняты своими семьями, и выходило, что даже поболтать по телефону ей было не с кем. В выходные она стала подолгу валяться в постели, ленилась убираться, готовить обед и чаще всего обходилась чаем с печеньем, которое грызла без всякого аппетита, сидя с книгой, неделями открытой на одной и той же странице.

— Что-то ты мне не нравишься, — заметила Марго, когда однажды Нина довольно вяло поведала ей о своей жизни.

— Ерунда, — отмахнулась Нина.

— Нет, не ерунда. Знаешь, как это называется? Депрессия. И нечего объяснять, отчего она бывает. И так ясно.

— Может и так, — равнодушно ответила Нина, которой хотелось одного — как можно скорее уйти.

— Нет, ты подожди, — удерживала ее за руку Марго. — Не хочешь ли ты сказать, что все это с тобой происходит из-за какого-то паршивого бомжа?.. Что ты на меня так смотришь?

Нина отворачивалась, потому что говорить о нем в таком тоне она не хотела, да и вообще не имело смысла продолжать подобный разговор.

— Нет, ты не отворачивайся, — настаивала неугомонная Марго. — Ты посмотри мне в глаза. Ты что — влюбилась в него?