Роб Томас - Вероника Марс

Она огляделась по сторонам, выискивая в толпе копну медных волос Чеда Коэна, чтобы не разминуться с ним. Вероника не стала звонить ему и договариваться о встрече заранее. Она хотела застать его врасплох. Если он и впрямь был таким диктатором и ревнивцем, каким выходил со слов подруг Хейли, о нем будет легче составить представление прежде, чем он соберется с мыслями.

Вероника и Мак не ложились накануне до двух часов ночи, собирая на него информацию во всех подробностях: его расписание, оценки, факультативы. Любая мелочь, лишь бы понять, с кем они имеют дело. У них сложился портрет эрудированного и талантливого студента, отличника с массой достоинств (согласно документам, его мать была генеральным директором компании по производству верхней одежды в Сиэтле), ответственного и целеустремленного. Главный нападающий в команде по лакроссу. Блестящий табель успеваемости. Он только что выбрал своей основной специальностью политологию и рассылал заявления на стажировку в Вашингтоне.

И, по счастливой случайности, он посещал небольшие семинары по социальной психологии доктора Уилла Хейга, который в свое время был научным руководителем Вероники.

Джордан-холл, где размещался кабинет Хейга, был большим зданием из песчаника в главном дворе кампуса. Открыв тяжелые двойные двери, Вероника испытала очередной прилив ностальгии, вдыхая знакомый до боли запах пыли. Сколько времени она провела в этих стенах на последнем курсе… Кроме занятий, обязательных для поступления на факультет права, она тяготела и к психологии: копание в сухих цифрах и исследованиях и анализ данных придавали ей сил. Так она могла разгадывать загадки, не ввязываясь при этом в сомнительные истории.

Кабинет Хейга был на втором этаже. Там все было по-прежнему: копии научных статей вывешены на доске объявлений у входа вперемежку с комиксами из «Нью-Йоркера», самодельными открытками и большим красным кленовым листом, уже засохшим и норовившим скукожиться под булавкой. Дверь была закрыта, и в кабинете царила темнота. Но все знали, как Хейг любил прятаться от студентов в рабочее время. Вероника негромко постучала.

Ответом ей была тишина. В нерешительности она стояла и ждала. В какой-то момент она увидела, как под дверью промелькнула тень. Ее губы расплылись в хитрой улыбке.

Попался .

– Доктор Хейг? – позвала она негромко. – Это Вероника Марс, ваша бывшая студентка. Я бы хотела поговорить с вами.

Сначала никакой реакции не было. Вероника засомневалась, не просчиталась ли она в чем-нибудь. Может, он вообще ее не вспомнит. Думать об этом было неожиданно неприятно.

Потом дверь рывком открылась, и доктор Хейг заполнил собой дверной проем.

Первое, что каждый замечал в докторе Хейге, был его рост: совершенно абсурдные метр девяносто пять. Он был худым как щепка, и в твидовом пиджаке все угловатости его тела придавали ему вид неуклюжего профессорского пугала. Отпущенная бородка свисала с его челюсти, уже седая, но еще сохранившая рыжие волоски. При виде Вероники его лицо озарилось удивлением и радостью.

– Какие люди, – сказал он. – Вероника Марс.

– Здравствуйте, доктор Хейг, – она улыбнулась, задирая голову кверху. Ее макушка доставала ему не выше подмышек. – Извините, что без предупреждения. Как ваши дела?

Он взглянул на часы и скорчил мину.

– Были бы в порядке, если бы не собрание факультета после обеда. Целый час сидеть и слушать, как Хоббс разглагольствует о бюджете…

Вероника усмехнулась. Когда она была его научным ассистентом и, время от времени, референтом, с ее помощью доктор Хейг уклонялся от собраний чаще, чем посещал их.

– Просто скажите, что у вас отравление. Или… Вы еще не пробовали конъюнктивит?

– Увы, но Ченг грозился в следующий раз направить в мой кабинет охрану и заковать меня в наручники, – пальцем он поправил очки на переносице. – Но у меня есть несколько минут до выхода. Проходи.

Он обошел стол и раздвинул жалюзи, впуская в маленький кабинет солнечный свет. Полки от пола до потолка были заставлены книгами. На стене висела сине-золотая репродукция Ротко, под которой у стены примостился тридцатилетней давности велосипед доктора. На столе лежал маленький клубок темно-синей пряжи. Хейг страстно любил вязать, он мог вязать часами, даже во время собраний. Он уверял, что вязание помогает ему думать, и, возможно, это было правдой: он был одним из самых передовых специалистов в своей сфере. Вероника только знала, что в самом вязании он был исключительно плох, и в этом легко было убедиться, глядя на бесформенные свитера и бугристые шарфы, которые он носил.