Рекс Стаут - Повелительница павианов

- Слушаюсь, сэр... Этот человек, о котором вы спрашивали, Уэддер, он здесь.

- Тогда давайте сначала его.

В оранжерее Малькольм Уэддер привлек мое внимание тем, как взял в руки цветочный горшок. Когда он уселся за стол напротив нас с Крамером, я ещё держался убеждения, что его персона заслуживает самого пристального внимания, однако после того, как Уэддер ответил на очередной вопрос Крамера, я расслабился и снова принялся за бутерброды. Уэддер был актером, играл в трех бродвейских постановках и, без сомнения, все объяснялось именно этим. Ни один лицедей не возьмется за цветочный горшок так, как это делает простой смертный, как вы или я. Он должен тем или иным способом придать своему действу нарочитости, и Уэддер по чистой случайности избрал такой, который напомнил мне, как человеческую шею сжимают пальцами.

Сейчас он был живым воплощением обиды и негодования.

- Это бестактность - впутать меня в такую историю! - заявил он Крамеру. - Обычная грубая полицейская бестактность.

- Да уж, - сочувственно вздохнув, ответил Крамер. - Этого не случилось бы, будь ваши портреты во всех газетах. Вы член клуба любителей цветов?

Уэддер ответил отрицательно. Он пришел сюда за компанию со своей приятельницей, миссис Бэшем, и остался посмотреть орхидеи, когда она убежала на какую-то встречу. Они пришли около половины четвертого, и он все время провел в оранжерее, ни разу никуда не отлучившись.

Когда Крамер задал все приличествующие случаю вопросы и получил на них, как и ожидалось, отрицательные ответы, он внезапно спросил:

- Вы были знакомы с Дорис Хаттен?

Уэттер насупил брови.

- С кем?

- Дорис Хаттен. Она тоже была...

- А! - воскликнул Уэддер. - Ее тоже задушили. Теперь припоминаю.

- Совершенно верно.

Уэддер положил руки на стол, сжал кулаки и подался вперед.

- Вы же знаете, нет более мерзкого деяния, чем удушение человеческого существа, особенно женщины.

- Вы знали Дорис Хаттен?

- Отелло! - вдруг глубоким зычным голосом произнес Уэддер, поднимая глаза на Крамера. - Нет, не знал, но читал о ней. - Он содрогнулся и резко встал. - Я приходил сюда только затем, чтобы полюбоваться орхидеями.

Он провел рукой по волосам, повернулся и зашагал к двери.

Леви вопросительно взглянул на Крамера, но тот лишь покачал головой.

Следующим привели Билла Макнаба, издатела "Газетт".

- Мне трудно выразить словами, как я сожалею о случившемся, мистер Вулф, - удрученно проговорил он. - Какой ужас! Мне и в кошмарном сне не могло привидеться ничего подобного! И это - Манхэттенский цветоводческий клуб. Конечно, она не была членом, но тем хуже для нас. - Макнаб повернулся к Крамеру. - Это все моя вина.

- Ваша? - удивился инспектор.

- Да, это я уговорил мистера Вулфа устроить прием и разослал приглашения. Я уже поздравлял себя с небывалым успехом, и вдруг такое! Как же быть?

- Присядьте ненадолго, - пригласил Крамер.

Макнаб, по крайней мере, добавил кое-какие подробности, оживив унылую картину. Он сказал, что трижды во время приема покидал оранжерею - провожал гостей и проверял, кто уже пришел, а кто нет. В остальном же он лишь повторил уже известное нам. После разговора с ним мы решили, что нет смысла тратить время на оставшихся гостей только потому, что они уходили последними.

Любой полицейский знает, что вопросы, которые он задает, должны помочь ему выяснить три обстоятельства: мотив, возможность и орудие совершения преступления. В нашем случае вопросы были не нужны, ибо мы уже получили ответы на них. Мотив: убедившись, что Синтия узнала его, неизвестный последовал за ней вниз, увидел, как она входит в кабинет Вулфа, вполне оправданно предположил, что Синтия намерена все рассказать, и решил помешать ей самым надежным и быстрым из всех известных ему способов. Орудие: им мог послужить любой кусок ткани, даже носовой платок. Возможность: убийца был здесь, как и все, кого Сол занес в свой список.

Итак, если мы хотим узнать, кто задушил Синтию Браун, первым делом надо выяснить, кто задушил Дорис Хаттен.

Билл Макнаб ушел, и привели полковника Брауна. Он был очень напряжен, но держал себя в руках. Сейчас его никак нельзя было заподозрить в непоколебимой самоуверенности. Сев, полковник устремил на Крамера взор своих проницательных серых глаз. На нас с Вулфом он не обратил ни малейшего внимания. Когда он представился, Крамер спросил, в какой армии его зовут полковником Брауном.

- Я полагаю, - ледяным тоном ответил Браун, - что мы сбережем немало времени, если я сначала изложу свою точку зрения. Я дам правдивые и исчерпывающие ответы на вопросы о том, что я видел, слышал или делал после своего прихода сюда. С ответами на все другие вопросы придется подождать, пока я не переговорю со своим поверенным.