Сергей Владимиров - Бог жесток

— Ой, я, кажется, порезалась…

Давно я не был в роли няньки!

— Бинт, вата есть? — спросил я, раздражаясь и в то же время потешаясь ее неловкости. — Заодно и совок с веником.

— Да, да, конечно…

На одной ножке она пропрыгала в комнату. Я зашел туда за ней следом и… немного потерялся во времени и пространстве. Стол был выдвинут на середину, застелен свежей скатертью и сервирован на двоих. Хрустальные вазочки с салатами, тарелочки с ветчиной и сыром, дымящаяся картошка с сосисками. Бутылки шампанского и коньяка. Но больше всего меня умилила хрустальная пепельница с магазинным ярлычком, купленная, несомненно, по поводу именно этого торжественного сборища. Зина задыхалась от волнения.

— Вы… хотите… ужинать?

«Созреешь по мужской линии, дай знать в любое время дня и ночи», — вспомнилось мне. Однако весело не стало. Я стоял посреди комнаты как истукан.

— Но вы ведь не подумали, что я… — пробормотала девушка.

— Я подумал, что это уже не ты.

Сама потрясенная своим поступком не меньше меня, она не знала, с чего начать.

— Вам шампанское или коньяк? — выдала наконец.

— Предупреждаю, что могу напиться…

— Ну и пусть…

— Устроить грязные танцы голым на столе…

— Вы шутите…

— Потянуть похотливые лапы в недозволенные места…

— Вы вовсе не такой…

— Неужели?! Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Тогда грамм двести пятьдесят коньяка. Залпом. И еще… Раз уж так все сложилось, давай устроим ужин при свечах.

— Ой, у меня нету свечей…

— Тогда при лучине. Стоп, стоп, стоп… А где твой фужер?

— Я… Я лучше сока…

— Рассказывай кому-нибудь другому. Сама заварила кашу, сама и хлебай.

Монашка смиренно наблюдала, как наполнялся ее пузатый стаканчик. Выпила молча, маленькими глоточками, точно горячий чай, не морщась. И лишь отняв посуду от губ, начала задыхаться. Я обмахивал ее кухонным полотенцем, словно опахалом, расплескивая, пихал апельсиновый сок, стучал ладошкой по спине, одним словом, ухаживал за дамой.

Минутами тремя позже дама пришла в себя, сидела на краешке дивана, розовая и потерянная.

— У меня ужасно кружится голова, — произнесла она непослушным языком.

— Плотнее закусывай. Горячее, побольше горячего, — поучал я, отставляя в сторону опустевший бокал и терзая зубами резиновую сосиску.

— Я еще никогда не пила коньяка, — признавалась девушка, смотря мне в рот.

— Когда-нибудь надо начинать. Иначе жизнь скучна и бессмысленна.

— Да… Когда-нибудь…

Тут-то я и догадался, что показалось мне странным в самом начале. Когда Зина приблизилась ко мне в прихожей, мои ноздри пощекотал запах… плохоньких дешевых духов, которыми она помазала у себя за ушами. Я грустно усмехнулся, так как никогда не подозревал, что из меня может получиться роковой мужчина.

— Расскажите мне, пожалуйста, о себе. — Теперь она сначала говорила, а уже позже пугалась своих слов.

Я посмотрел в смущенное некрасивое личико девушки.

— Мне особенно нечего рассказывать. Одно время я считал себя самым счастливым, потому что у меня были родители, которые всегда были ко мне добры и привозили из-за границы самые лучшие игрушки. Не у каждого ребенка предки — военные переводчики, изъездившие весь мир. Потом я стал самым несчастным, когда узнал, что они больше не вернутся, потому что на родине их ждет суд за измену. Сейчас они живы-здоровы, живут за бугром и очень горды, что в падении красного режима есть и их заслуга. Меня с ними ничего не связывает вот уже много лет, я не виню и не оправдываю их. Мы совершенно чужие друг другу, но веришь ты или нет, я ничуть не жалею. — Я поймал себя на мысли, что мне легко быть откровенным с Зиной, откровенным настолько, насколько можно быть откровенным с самым близким другом. Но такого друга у меня никогда не было.

— Нельзя быть таким равнодушным, — отважилась девушка. — И проносить это равнодушие через всю жизнь, даже если вас предали самые близкие. Надо найти смысл в другом: в вере, в любви…

— К кому?

— К Богу, к женщине… — Она отвела смущенный косящий взгляд. — Вы любили когда-нибудь?

— У меня была женщина, которая значила для меня очень много, — ответил я. — И она убедила меня, что я значу для нее ничуть не меньше. Но женщина создана для счастья, как птица для полета. Сойдись я с ней еще ближе, сделай своей женой, что бы я ей предложил? Себя с убогой хибарой, нерегулярным заработком, вечными синяками и страхом, что каждая наша встреча может оказаться последней? Она сделала правильный выбор. Сейчас она счастлива в браке, живет в личном коттедже, купается в личном бассейне, катается на личном автомобиле. Я ее не осуждаю. Я вообще никого, никогда и ни за что не осуждаю. У каждого своя жизнь и по-своему крутятся шарики в голове.