Сергей Владимиров - Бог жесток

Голос звучал мягко, но ощущалась в нем скрытая угроза. И впервые за последние несколько дней мне стало по-настоящему страшно.

Я пытался убедить себя, что два часа, проведенные в номере г-на Сандлера, — продолжение затянувшегося кошмарного сна, однако время от времени мне начинало казаться, что версия, выдвинутая им, может быть вовсе не продуктом больного воображения, а единственно верной. И все же я цеплялся за мысль, что взаимный террор супругов и большая политика — лишь стечение обстоятельств, дело, начавшееся в семье, там и закончится, и корни зла следует искать не в интригах государственных мужей, а в этой маленькой ячейке общества.

Я уже достаточно узнал о Лене Стрелковой, но до сих пор у меня полностью не складывался ее образ. Я не нашел ответа на вопрос, что побудило ее покинуть родную мать и прекратить с ней всякие отношения, ведь по рассказам опрошенных мной людей девушка не была бессердечна, наоборот. Я действовал вслепую. Нить к разгадке могла оказаться здесь, а могла оборваться, едва натянутая, как и все прочие.

Я стоял на покосившемся отсыревшем крыльце дома номер семь и стучал в обитую мешковиной дверь.

— Кто?

— Я.

Не думаю, что она узнала меня по голосу, ведь со времени нашей единственной встречи прошло немало дней. Несколько людей умерло, а ее внук так и не был найден. Но имело ли это для нее хоть какое-то значение? Уже много лет мать Лены Стрелковой жила в затворничестве, в тихом помешательстве. Но оказывается, эти несколько дней наложили отпечаток и на ее болезненную отрешенность. Женщина открыла дверь и неожиданно пригласила меня войти.

— Вы приходили сюда не особо давно, получается, не отстанете теперь никогда, — приблизительно так выражалось ее гостеприимство.

Двигалась Зоя Алексеевна почти бесшумно, а легкий шорох словно бы накрахмаленного темно-синего платья наводил на мысль о перемещении душ в царстве теней. Женщина была настолько худа, что складывалось ощущение, будто кожа ее натянута прямо на скелет.

Внутри изба выглядела далеко не так убого, как снаружи. Несмотря на то что мебель новой назвать было уже нельзя, здесь царил идеальный порядок — ни грязи, ни пыли. Мне показалось, что явление это для дома Зои Алексеевны в диковинку. Совсем недавно женщина выглядела чуть ли не опустившейся, что же говорить о жилище? А сейчас раззанавешенные окна как-то неестественно блестят, вымытый дубовый пол не успел до конца просохнуть. Изменилась и сама Зоя Алексеевна. Ее платье, являвшееся писком моды лет тридцать назад, наверняка было извлечено из вороха старых вещей по какому-то особо торжественному случаю, и не это самое главное. Неузнаваем был взгляд. Былое тусклое безразличие в нем сменилось возбужденным блеском. И это мне очень не понравилось. Маниакальная стадия у сумасшедших является угрозой прежде всего для окружающих.

— Впервые за несколько лет я чувствую себя хорошо, — сообщила женщина.

— Ваш внук нашелся? — наивно удивился я.

— У меня никогда не было внука, — отвечала Зоя Алексеевна. — Я прекрасно помню, как вы пытали меня на эту тему в прошлый раз, но я была больна и так и не смогла вам ничего объяснить. Теперь я чувствую в себе силы на многое, меня не узнаю́т даже соседи. Вот вы верите в Бога?

— Вряд ли.

— И я думала так же. Так утверждали мои родители, пионерская, комсомольская организации. Полвека я была убежденной атеисткой и прививала то же самое своим ученикам. И только сейчас поняла, насколько заблуждалась. Кара свершилась! И кто же, как не Бог, послал ее на этого…

Она зашевелила увлажнившимися губами, мысленно подбирая наиболее подходящий эпитет. Я не дождался и спросил:

— Кого вы имеете в виду, Зоя Алексеевна?

— А вы не догадываетесь?! — Голос ее прозвучал неприятно резко. — Того, кто опозорил мою дочь и меня, кто обрек ее на нищенское существование и смерть! Теперь я буду молиться, чтобы Господь прибрал к своим рукам и отца этого изверга. Место им всем в аду!

— Вы говорите про Александра Солонкова?

— Да, — торжественно произнесла Зоя Алексеевна. — Вчера я узнала, что его убили. Наверное, такие же уголовники, как и он сам. Лена была совсем маленькая, и я позволяла этому мерзавцу нянчиться с ней. И относилась к нему точно к сыну, жалела, прикармливала. А он, оказывается, только притворялся добрым и отзывчивым до поры до времени, покуда не подросла моя дочка. И за что Бог наградил ее такой красотой и доверчивостью? Он получил ее обманом, еще школьницу. Наговорил красивых фраз, наобещал бог знает чего, прикинулся пылким влюбленным и заставил ее поверить в эту чудовищную ложь.