Сергей Владимиров - Бог жесток

Валерий Игоревич никак не отреагировал. Сожалею, но дело уже не в моей компетенции, говорил весь его вид. И вам тоже придется оставить его. В самое ближайшее время с вас возьмут подписку о неразглашении сведений, которыми вы располагаете на данный момент.

— Значит, никто больше не будет заниматься гибелью Лены Стрелковой и похищением ее сына? — произнес я внезапно зло.

И услышал вовсе не то, что хотел бы.

— Я сделал для вас все, что мог. Вы свободны. В противном случае здесь можно гнить несколько месяцев.

— Спасибо и на этом.

Голубев развернулся на сто восемьдесят градусов и, скрипнув каблуками, покинул кабинет. И когда дверь за ним захлопнулась, я понял, что пойду до конца. И деньги, которые мне заплатила Валька Гуляева, здесь ничего не значили. И не понятиями чести, чувства долга и человечности я оперировал. И даже не упрямство длинноносого деревянного мальчишки заставляло меня действовать. Был страх. Меня заказали, значит, я подобрался вплотную к разгадке, и, что бы отныне ни предпринимал, единственный способ сохранить жизнь — опередить киллера.

Выходя, я столкнулся с серым старшиной. Что мне было терять теперь? Я пытливо посмотрел в его глаза. Это были на редкость пустые глаза парня, оторванного от сохи. На его плоском тупом лице не промелькнуло ни мыслей, ни страха. Он пожал плечами, достал из кармана и отдал мне мои часы. Я гадко усмехнулся, но лицо его, непроницаемое, как кирпич, ничуть не изменило своего выражения.

Низкое свинцовое небо над головой напоминает о несчастьях, страданиях, смерти, а обжигающе колкий дождик, не прекращающийся уже несколько дней, воспринимается как плач сотен скорбящих. Неужели я один из них?

Я размышляю о людях, которых никогда не видел или почти не знал, и, наверное, впервые, до тупой щемящей боли, осознаю огромную трагедию тех, кто уже никогда не увидит этого скучного, разбухшего от сырости утра, не развлечет себя примитивными мыслишками, не нагрузит рутинными бестолковыми заботами. А потом задумываюсь о физически живых, но изъеденных страшными недугами сумасшествия и расчета, подлости, корысти, жадности, предательства; как губка, я впитываю в себя страх всех этих мелких человечков, ставших жертвами и заложниками самой опасной игры, называемой Жизнью.

Так я шел и думал, изредка натыкаясь на прохожих. Со стороны считали, что я пьян уже с самого утра.

Мотор работал почти бесшумно. Я расслышал лишь тихий шелест опавших листьев под колесами заморского автомобиля. Машина остановилась, открылась дверца со стороны пассажира. Меня не расстреляли в упор. Не предприняли и попытки затолкать в салон силой. Само по себе это было очень странно. Человек, сидящий на водительском месте, склонил облагороженную легкой сединой голову, произнеся мягким, бархатистым голосом:

— Если не ошибаюсь, господин Галкин, частный детектив?

Черные, не иначе как подкрашенные усики, делающие его похожим на актера Кларка Гейбла, карий проницательный взгляд. Наверняка в молодости он был писаным красавцем, разменяв же шестой десяток, превратился в респектабельного господина. Манеры сдержанного, уверенного в своих силах человека могли подсказать, что вы имеете дело с крупным мафиози или уважаемым адвокатом, защищающим интересы все тех же мафиози. В данном случае гадать мне не пришлось. Человек в иномарке был не кто иной, как Марк Сандлер, прославившийся на всю страну правозащитник, сколотивший себе приличное состояние на том, что спас от тюрьмы нескольких известных политиков, подозреваемых в коррупции.

Состояние мое было далеко не блестящим, и появление рядом с собой скандального адвоката я воспринял как очередной розыгрыш. А мне было не до них.

— Привет, Марк Абрамович, — поздоровался я фамильярно. — Давно не виделись. Как твои дела, как наш славный город?

Ни смятения, ни раздражения не отразилось на его лице. Это был поразительно умный человек, умевший в любых ситуациях сдерживать свои эмоции.

— Боюсь вас огорчить, господин Галкин, но на нашей встрече мы не затронем вопросов погоды и сексуальных пристрастий, — парировал г-н Сандлер, мигом поставив меня на место. — Поэтому будем соблюдать субординацию и конфиденциальность. У нас мало времени, а время в кругу деловых людей, насколько вы знаете, — деньги. А в нашем с вами случае — не только. Те жертвы, что мы сейчас имеем, лишь начало. Вас устроит разговор на моей территории или вам будет удобнее где-нибудь в другом месте?