Сергей Владимиров - Бог жесток

Телефон надрывался из последних сил. Уважим старичка.

— Резиденция президента Соединенных Штатов, — сказал я, сняв трубку.

Голос Голубева по сравнению с нашей вчерашней беседой утратил интеллигентность ровно наполовину.

— У вас шуточки? А между прочим… Жду вас немедленно в управлении!

— Такие горячие новости?

— И еще какие!

Семушка Кирпичиков наслаждался прохладой во дворе на лавочке. Выражение его лица, расплывшегося в блаженной улыбке, было по-детски наивно, в зубах торчала сигарета с марихуаной, а голубой взгляд, преисполненный отцовской влюбленности, был обращен к песочнице, где двое его детишек-близняшек — мальчик и девочка — воздвигали песчаные замки. Семушка приветствовал меня еще более широкой улыбкой, отчего косячок выпал у него изо рта, но в следующую минуту на смену беззаботному веселью пришел самый неподдельный ужас.

— Господи, соседушка, что у тебя с рожей?! — разохался он. — Какие ступеньки пересчитал?

Но мне в данный момент было не до шуток.

— Это тебя спросить надо, — зло бросил я. — За какую такую «шнягу» мне пришлось вчера расплачиваться?

Белесые брови Семушки нахмурились, и выражение его лица стало еще более комичным.

— Так это они тебя?! Беспредельщики! Быки в натуре! Я с ребятишками знакомыми перетру, так эти козлы отмороженные приползут прощения просить. Скажи, сколько слупить с них хочешь? Хоть в «деревянных», хоть в баксах.

— Нисколько не хочу, — ответил я устало. — Просто не впутывай меня в свои дела, я же тебя в свои не впутываю.

Наконец я добрался до управления, вошел в кабинет следователя. Меня встретил Валерий Игоревич, причесанный, гладковыбритый, благоухающий хорошим лосьоном. Начищенные туфли, безупречные стрелочки на брюках, белоснежная накрахмаленная рубашка. Чем не прилежный студент, явившийся на экзамен?

— Да, новости горячие. И не из приятных, — с ходу начал Голубев, прохаживаясь по кабинету. — Не знаю, насколько понравятся они вам, но лично я такого оборота никак не ожидал.

— Вы в чем-то вините меня?

Его движения приобретали все большую нервозность.

— Да при чем здесь вы?! У вас своя работа, у меня — своя. Но так уж получилось, что нам приходится тянуть одну лямку. Как обычно: ни одного свидетеля, выстрелов никто не слышал, зато есть мертвец с разнесенной головой и еще один — в реанимации.

— У этих двоих есть имена?

— Нужно ли называть? Мы о них вчера достаточно говорили.

Мой рот наполнился вязкой слюной, я сглотнул ее и спросил:

— Кто мертв?

— Александр Солонков.

— В Пырина стреляли из того же оружия?

— Скорее всего. Однако криминалисты пока не дали заключения.

Вчера, после моего визита, Голубев отдал необходимые распоряжения, и автомобиль с несколькими сотрудниками выехал за воспитателем. Но последний оказался проворнее — к приезду милиции он уже скрылся. А может, просто вышел прогуляться, ведь следов поспешного бегства обнаружено не было. Возвращения Пырина ждали часа три. Безуспешно. Ордера на обыск не было, и стражи правопорядка, не заметив ничего подозрительного, самостоятельно решили, что на сегодня их миссия выполнена. О том, чтобы устроить ночную засаду, вовсе не задумывались, помня краткую формулировку задания: забрать и доставить. Нюансы не обговаривались. Рабочий день подходил к концу, жены готовили ужин, любовницы — постель, и какой-то жалкий воспитатель не должен был становиться помехой приятному вечеру.

Повторно оперативники выехали к Пырину сегодняшним утром. Окраина, заболоченные котлованы, обломки свай и ржавой арматуры вновь произвели на них тягостное, удручающее впечатление. Беда таилась где-то неподалеку. Сначала их насторожила распахнутая настежь калитка в частоколе. Подойдя ближе, сотрудники заметили у самого забора пятно, которое было гораздо темнее, чем разбухшая от влаги земля. Отсюда до входа вела неровная узкая дорожка, рыжая трава примята; нетрудно было догадаться, что совсем недавно здесь проволокли что-то тяжелое. Пригибаясь под забором, оперативники добежали до калитки, достали оружие.

Собака скалилась на цепи, вдруг сорвалась, бросилась на них… Ее пришлось пристрелить. Но жутко стало не от этого, а от происходящего в дальнем конце двора. Маленький, перемазанный в глине и крови человек из последних сил пытался столкнуть в поганую яму другого, большого, в грубой кожаной куртке и черных линялых джинсах, тоже перемазанных сейчас кровью и грязью. Большой не оказывал никакого сопротивления, и очень скоро стало ясно почему. Пуля угодила ему в глаз, разворотив надбровье и височную кость; в зияющей безобразной дыре подрагивал сизый изуродованный мозг. Маленький не слышал криков оперативников. У него началась агония; стиснув зубы, прокусив себе язык, он пытался закончить задуманное во что бы то ни стало. Две пули вошли ему в спину между лопаток, но он зло и упрямо хватался за прощающуюся с телом жизнь.