Сергей Владимиров - Бог жесток

— Еще как, — тяжело вздохнул я. — Но спустимся на грешную землю. Все-таки я мент, и мой удел — расследовать преступления. Вы мне поможете?

— Конечно… Извините… Мне так неловко, что я начала этот разговор. Но боюсь, вы заблуждаетесь насчет Саши, если решили, будто он рос каким-то… зацикленным. Саша был разносторонне развит. И как все ребята, любил шумные игры. А потом умерла Леночка, и наступила ночь.

— Саша случайно не был свидетелем ее гибели? — поинтересовался я.

Зина смертельно побледнела и отрицательно затрясла головой. Попятилась назад, задела за ножку стола и едва не упала. Но почему-то это ее неловкое движение мне показалось каким-то наигранным.

— Вера в Бога помогла Саше справиться с несчастьем, — приступила к рассказу соседка, морща узкий лобик и проводя внезапно увлажнившимися ладонями по застиранному домашнему халатику. Никакой таинственности и женственности не присутствовало в ее жестах, что-то болезненное, старушечье угадывалось за ними. — Саша ведь был уверен, что Леночка попадет в рай и познает вечное блаженство. Да, именно туда стремимся все мы, живя этой греховной жизнью. Но только не подумайте, что Саша, найдя для себя такое объяснение, был бессердечен. Он очень сильно страдал и винил в случившемся в первую очередь себя. Поэтому он и замкнулся в себе, отгородился от внешнего мира.

— В чем же заключалось это чувство вины? — удивился я.

— Саша задержался на улице, играл с ребятами в парке, — пояснила девушка. — Если бы он пришел вовремя, ничего бы не произошло. Он бы еще успел разбудить Леночку…

— А не кажется ли вам, Зина, что осознание собственной вины — слишком сложное чувство для восьмилетнего паренька?

— Нет, что вы… Саша был очень развит.

— Жаль… Еще классик говорил про горе от излишнего количества серых клеток, — произнес я в пустоту, встряхнулся, возвращаясь в настоящее. — Сколько вы прожили здесь с Леной Стрелковой?

— Семь лет. Почти что восемь. Саша был тогда совсем крохотный, — ответила соседка.

— А как вы познакомились с ней?

— С Леночкой? — переспросила Зина, и вновь накатившее волнение помешало гладкому изложению событий. — Я только приехала в этот город… стояла с чемоданами… В общежитие устроиться было нельзя… нужна справка с места работы. А на работу не брали без прописки… Сами понимаете, замкнутый круг… И тут Леночка… Она была так необыкновенно добра… Пожалела меня… Пустила к себе пожить… И помогла с работой…

— Так просто, без прописки? — совершенно не к месту усмехнулся я.

Монашка отчаянно покраснела.

— Н-нет… Она… Она…

— Вот так просто прописала у себя первую встречную?

— Зачем?.. Зачем вы так? У меня не было никаких дурных мыслей. И вы совсем не знали Леночку. Она… Она могла поделиться последним…

Зина отвернулась к комоду, выдвинула нижний ящик. Я видел в висящем на стене зеркале ее лицо. Девушка из последних сил пыталась удержать слезы.

— Я немножко рисую, — вымолвила она стыдливо. — И как-то сделала Леночкин портрет. Я считала ее самой близкой подругой…

Любительский портрет на обычной белой картонке был выполнен цветными мелками. Может, рисуя, Зина польстила своей подруге, но и без этого становилось ясно, что Лена Стрелкова была живым воплощением молодости и жизнелюбия. Она смеется, запрокинув голову. И складывается ощущение, что трепещут ее белокурые, рассыпавшиеся по плечам волосы, задорным блеском лучатся поразительно голубые глаза и даже вздергивается аккуратный любопытный носик.

Кажется нелепым, что эта красивая молодая женщина жила в такой халупе — однокомнатной, перегороженной лишь фанерой, и диким то, что она умерла…

— Она была больше чем привлекательна, — произнес я. — Я не поверю, что у нее не было любовника…

Наблюдаю за девушкой. Она болезненно закусывает губы, краска смущения ударяет ей в лицо.

— Почему вы все, мужчины, так говорите?! Готовы представить каждую женщину…

— Это всего-навсего жизнь. Если хотите, физиология. И никакого греха в этом нет. Разве забыли, «и благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь»?

Она тряслась всем своим щуплым тельцем.

— Нет! Если бы так… Но ведь вы… Ведь вы сами ищете в людях, наоборот, самое постыдное, гнусное, низменное… То, что называется блудом и пороком! Конечно, у Леночки могло быть много мужчин, и будь она другой, давно бы жила со своей красотой в каком-нибудь из тех особняков! Но у Леночки была чистая душа! Она любила своего сына и всего одного мужчину!