Если просто гулял в соответствии со своими бретерскими замашками и вздорным характером, то участие в драке вполне объяснимо. Если просто гулял...
Ничего не решив, но слегка успокоившись, он снова заглянул в глазок. Лихой бой уже затихал.
* * *
Лихой бой действительно затихал. Явившийся из казино отряд быстрого реагирования вместе с постоянными охранниками конторы раскидали, наконец, дерущихся. Командир, опытным глазом определив, кто кого и кто за кого, приказал, и его удалые бойцы растащили запаленных участников по разным углам. Команду Кузьминского - к стойке, команду Гуткина - к кассе. Оторвавшись от созерцания полуоторванного рукава своего роскошного кашемирового пиджака, Кузьминский показал два пальца бармену (двойную порцию требовал) и, получив стакан, в два глотка опорожнил его.
Борис Евсеевич в одиночестве продолжал сидеть за своим столиком на нейтральной полосе. Вежливо поклонившись, один из законспирированных хозяев конторы встал рядом с ним и во вдруг образовавшейся тишине обратился к присутствующим:
- Господа! Нашему заведению нанесен существенный ущерб. Я надеюсь, что инициаторы драки возьмут определенные расходы на себя.
- Не беспокойся, шеф, возместим, - не повышая голоса, успокоил взволнованного оратора Борис Евсеевич. - Я и тезка. Возместим, Борис Матвеевич?
- Хрен с ними, возместим, - страдальчески морщась, согласился Гуткин. Он лежал в кресле, в углу у кассы.
- Инцидент исчерпан? - поинтересовался Борис Евсеевич у законспирированного. Тот еще раз поклонился. - Тогда приберите тут.
Константин опять курил. Он подошел к Кузьминскому, внимательно осмотрел его лицо и уверенно предрек:
- Завтра сильно посинеешь.
- Да иди ты! - огорчился Кузьминский и вдруг громко завопил на весь зал: - А ты что припозднился? Если б сразу влез, то я, может, и не посинел бы!
Холуи уже мели, подбирали обломки, расставляли кресла и столики. Глядя на них, Константин, не ответив на упрек, предложил:
- Пошли к Борису Евсеевичу.
- Пошли, - согласился Кузьминский, но никуда не пошел - общался с барменом. Пообщался и вдруг вспомнил. Опять на весь зал: - Пацаны! А как матч закончился?!
Никто не знал. Шумок прошел по конторе: спрашивали друг друга. И как спасение из кассы раздалось:
- Четыре-один.
- Они забили все-таки, Костя! Они забили! - заорал Кузьминский и, подхватив заготовленные барменом стаканы, ринулся к столику Бориса Евсеевича, где уже сидел Константин. Бухнувшись в кресло, поделился: - За триста баксов рожа может и посинеть. Не барыня. Пусть синеет! Я даже требую, чтобы она посинела. За мою синюю вывеску, дорогие мои мальчики!
Дорогие его мальчишки, Боря с Костей, подняли - куда уж деваться предложенные им стаканы и покорно выпили за синюю вывеску. В радости неуемный, как и во всем, Кузьминский наконец осознал:
- А Гришки-то нету! Во иллюзионист! Был, был и растворился в воздухе!
Подтверждая репутацию иллюзиониста, Гришка тотчас объявился в дверях.
- Подай костыль, Григорий! - завопил голосом, как он считал, летописца из "Бориса Годунова" Кузьминский.
- Тебе, может, после драки действительно нужен костыль? - невинно осведомился Гриша.
- А ты что, погодой интересовался, выходил свежим воздухом подышать?
- Что-нибудь выпить себе возьму, - проигнорировал ехидные вопросы Абрамов и направился к стойке.
- Домой, а? - предложил Константин.
- Деньги получим, и домой, - согласился литератор.
- Подождите меня пару минут. Сейчас сведения из Питера, и я тоже уйду с вами, - сказал Борис Евсеевич, не отрывая глаз от бегущей строки.
- Вот они, зелененькие! Вот они, дурные! - ласково приговаривал Кузьминский, неизвестно зачем пересчитывая полученную тысячу. - Так. Твои пятьсот, мои пятьсот.- Он разложил купюры на два веера. Озаботился ни с того, ни с сего: - Костя, какой сегодня день?
- Суббота, Витя, - сообщил Константин.
- Выходной, следовательно. Имею полное моральное право пьянствовать весь день беспробудно. Составишь компанию?
- Зачем ты бьешь свою жену в воскресенье? - меланхолично процитировал Константин. - Ведь для этого есть понедельник, вторник, среда, четверг, пятница и суббота.
- С одной стороны, ты безусловно прав. И не только каждая неделя наша, наш - каждый день. Как любил говаривать Гена Шпаликов, светлая ему память, с утра выпил - и весь день свободный.
- Поедем, - вдруг собрался Борис Евсеевич и встал.
Пристыженные Константин и Виктор сообразили, что, увлеченные фактом своего выигрыша, забыли следить за бегущей строкой.
Читать дальше