Анатолий Степанов - Вечный шах

- Самое сейчас серьезное дело - подсечку как надо провести.

- Так ведь и я про подсечку. Ты покойного Серегу знал?

- А как же. Он в свое время ко мне в группу просился.

- А ты не взял, - закончил за него фразу Виктор. - Почему?

- Почему, почему? По кочану и капустной кочерыжке. Долгий разговор.

- Ты - коротко, - посоветовал Виктор.

- Он - штымп. Цветной, - коротко ответил Петр.

- С фени на русский переведи, пожалуйста.

- Он в особом отряде КГБ служил. А я, как сынок человека, отгрохавшего срок от года моего рождения до года моего окончания средней школы, особо не обожаю товарищей из этой конторы.

- Мне он говорил, что в ВДВ служил...

- Мало ли что он говорил!

- Ну, а ты откуда узнал про КГБ?

- Один его приятелек по секрету сообщил. Хотел Сереге помочь: вот, мол, из какого заведения!

Не дал договорить второй боец Красной Армии.

- Петр Васильевич, там требуют, чтоб начинали, - подойдя, оповестил он. Петр поднялся с травы, обнял бойца за плечи, сказал весело:

- Все в порядке, Гена. Ты сделаешь, как надо. А если случайность какая, я подстрахую.

- Хочется им всем нос утереть, - признался Гена.

- Утрем, не беспокойся, утрем! - пообещал Петр.

- Ты еще в свои пятьдесят с хвостиком в дублерах ходишь? поинтересовался с травы Виктор.

- И основным, бывает, прохожу, - скромно ответил Петр. - Ну пошли, Гена.

Двое красноармейцев удалялись. Виктор приподнялся на локте, крикнул им в спины:

- Мы с тобой не договорили, Петя!

...Витязь в шишковатом суконном шлеме и в гимнастерке с алыми разговорами на борзом коне мчался сквозь взрывы. Образуя неряшливые фонтаны, комьями взлетала земля, кучился, клубился, стелился серо-желтый дым.

Взрыв рядом, совсем рядом, один, другой... Всадник, казалось, ушел от них, но еще один, последний, рванул под брюхом коня, и конь, взлетев, сделал кувырок через голову. Медленно рассеялись дым и пыль. Конь осторожно вставал на передние ноги, а всадник неподвижно лежал, раскинув руки.

- Стоп! - восторженно закричал режиссер.

Оператор с крана показывал большой палец.

Американизированный комбинатор на партикабле сотворил из большого и указательного пальцев букву "О". О'кей, значит.

Витязь уже поднимался на ноги, и к нему, беспечно помахивая нагайкой, шел непревзойденный маэстро трюка Петр Никифоров.

- Снято! - еще раз закричал режиссер. И тотчас в съемочной группе, как в колбе после подогрева, началось броуново движение. Нет ничего в кинопроизводстве более деловитого, более организованного, более стремительного, чем сборы к отъезду домой.

- Поздравляю, - сказал Виктор, подойдя к режиссеру.

- Господи, снято! Господи, пронесло! - глядя на Виктора счастливыми глазами, возблагодарил бога Андрей. - Ты знаешь, ощущение такое было: нет, добром это не кончится, нет, что-нибудь страшное случится! Господи, снято!

Подошедший к ним вместе с Геннадием маэстро трюка услышал последние слова:

- У нас никогда ничего не случается. Фирма веников не вяжет, она покупными парится. Витя, я в миг переоденусь, и вместе в город поедем. Я тебя довезу.

- Тогда я машину забираю, - радостно решил режиссер, глядя вслед идущим к автобусу трюкачам. Хлопнул Виктора по плечу, сказал, как о давно решенном: - Значит, через два часа опять встретимся.

И побежал к черной "Волге", которую ценил как атрибут избранности.

Виктор ни черта не понял про встречу через два часа, но задумываться об этом не стал. А через десять минут, выводя свой потрепанный "фольксваген" на Севастопольский проспект, Петя все объяснил:

- Я столик в ресторане Дома кино заказал. Приглашаю.

- Директор, режиссер, оператор, я и вы с Геной, - подсчитал догадливый сценарист. - Значит, столик на шестерых. Правильно, Петя?

- Писатель. Психолог, - с насмешливым уважением отметил Петр. Угадал.

- Форма скрытой взятки, - констатировал Виктор. - Сколько ты теперь за подсечку берешь?

- Три тысячи. Тысячу на конюшню, и нам с Геной по тысяче. - Не оборачиваясь, Петр спросил у сидевшего на заднем сиденьи Геннадия: Справедливо, Гена?

- Справедливо, Петр Васильевич, - серьезно подтвердил тот.

- Совсем еще недавно по тысяче брал, - укорил Петра за корыстолюбие Виктор.

- А овес-то нынче не укупишь!

Так, перебрехиваясь, катили по Москве. Виктор не хотел вести серьезный разговор при Геннадии. Когда остановились на Васильевской, он сказал:

- Петя, я в ресторан не пойду. Что-то погано себя чувствую.

- Без балды? - строго спросил Петр.

- Век свободы не видать, - в тон ему подтвердил Виктор.