Светлана Чехонадская - Пейзаж с убийцей

Сердце страшно заныло. Волин задержал дыхание и оперся плечом на сосну. Нос и скулы пощипывало — было не меньше двадцати.

Почему она решила, что Антипов говорит правду? А что он сам думал в тот момент? Он не верил Антипову. Это был хитрый старик — хитрый и осторожный. Он мог всякого наплести, он был большой мастер на эти бесконечные жалостливые истории. Зря она его утопила… Испугалась того, что должно было последовать дальше? Но ведь это была бы его работа…

С тех пор он искал золото. Если бы кто-то узнал, что он делает, то его бы, вместо тюрьмы, упекли в сумасшедший дом. Каждый год он выезжал в тайгу, якобы поохотиться, а сам просто бродил и смотрел под ноги. Что это было? Настоящее безумие? «Нет, — спорил он сам с собой. — Даже грибники не могут оторвать глаз от земли, они так и ходят, низко опустив голову, все шебуршат и тревожат своими палками кучи опавшей листвы. Так почему я не могу просто так ходить по тайге, глядя себе под ноги?!»

В этом давно уже не было никакого смысла — в общем-то, никакого смысла в этом не было с самого начала. Иногда он останавливался и, чтобы остудить голову, представлял себе, на какой, собственно, территории проходят его поиски. Он видел темно-зеленые волны, катящие от Тихого океана — катящие так долго, что они успевают побелеть к зиме. На этих волнах не было огней, лодок, кораблей, островов — они были бесконечными и необозримыми. Он видел также желтую рябь, идущую с юга. Она доходила до севера и там ударялась о льды, за которыми тоже начиналась бесконечность. Иногда он вполне трезво смеялся: «А что, если старик Антипов спрятал золото во льдах? Не пойти ли мне на полюс?» Он был еще способен смеяться над собой.

Он искал это золото не потому, что оно ему было необходимо: сейчас, на закате жизни, он понял, что ему нужна была только эта женщина, и то — одиннадцать лет назад, а не сейчас. Волин даже и не знал бы, как превратить золото в деньги и что потом делать с такой огромной суммой. Он искал просто так. Ему нравилось ходить по тайге — летом ли, зимой. Она была прекрасна в любое время года. Он полюбил треск стволов на морозе и звенящую тишину, наступающую на Крещенье, ему нравились гигантские муравейники и медвежьи следы, он мог питаться одной земляникой и голубикой — он часто улыбался, глядя на полынную листву облепихи и ее оранжевые шершавые ягоды. «Надо же! — говорил он вслух. — Красота какая!» Теперь он не понимал, зачем ввязался в тот страшный рассвет, как попал в его сети…

Что бы он сделал, если бы нашел золото? Обрадовался бы. Волину было бы приятно, что оно лежит нетронутое.

Он снова хлебнул из фляжки. На душе и правда стало радостно.

Тайга сделала Волина буддистом. Ему даже стало казаться, что и у минералов есть своя карма, и те из них, которые прожили плохую жизнь, будут наказаны их Химическим Богом.

Он иногда вставал на вершине холма и представлял себе, что если провести прямую линию, то на трехсотом километре и лежит это золото, зарытое неглубоко, так, что его обязательно обнаружат лет через семь, когда будут строить Катунскую ГЭС. Он и сейчас, хлебнув спирта, засмеялся: забавные будут рожи у строителей.

— Эге-гей! — закричал он на всю тайгу. Ночь была такой морозной, что его крик совсем не дал эха.

Но если Химический Бог существует, то никто этого золота не найдет. Алтайское землетрясение сдвинуло именно тот пласт, на котором оно лежало, внизу раскрылась тонкая огненная щель, гораздо более яркая, чем блеск всех бриллиантов мира, и оно провалилось туда — в Химический Ад, где все минералы, дорогие и дешевые, красивые и уродливые, крепкие и хрупкие, гладкие и шершавые, распадаются на части, не имеющие никакой цены здесь наверху.

Волину очень понравилась эта теория. Он просто увидел, как плавится его золото там, в глубине, как оно течет куда-то на запад, на юг, как оно вырывается наружу в какой-нибудь красивой и теплой стране, а потом опадает на город и на море пеплом. Пеплом! Вот какую карму придумал он своему золоту. Пусть искупает! Пусть его пинают ногами… Или пусть это… станет пемзой… чтобы тереть пятки.

— Антон Олегович! Скоро подъезжаем! Вставайте!

Мужчина открыл глаза, несколько секунд бессмысленно всматривался в склонившееся над ним лицо спутника. Потом пришел в себя, тяжело сел, потер лицо руками.

Он был полный, грузный, от усталости под глазами набрякли мешки.

— Вы пока вещи собирайте, а я пойду у проводницы чайку попрошу.