Мишель Ричмонд - Ты его не знаешь

Родители как будто сознательно стремились забыть. Теперь мне это представляется странным, но мы никогда не говорили о сестре, не делились дорогими воспоминаниями. А тогда мне казалось естественным, что мы всячески обходим эту тему. Точно горя убавится, если исключить Лилу из наших разговоров.

С Торпом же я ничего не таила — рассказывала ему о наших с Лилой детских выходках, описывала ее странности и чудачества: она, например, всегда сначала надевала левую туфлю, делала пару шажков по комнате, словно испытывая на прочность, и лишь затем обувала другую ногу. У нее было особое отношение к некоторым числам (так заядлые читатели по-особому относятся к некоторым буквам) — больше всего она любила число 28.

— Почему именно 28? — заинтересовался Торп.

— Потому что оно из ряда исключительных явлений, подпадающих под категорию «совершенное число» [9] Совершенное число — натуральное число, равное сумме своих делителей. Первое с. ч. — 6 (1 + 2 + 3 = 6), второе — 28, третье — 496 и т. д. Четные с. ч. были описаны Евклидом. . Его делители — 1, 2, 4, 7 и 14 — в сумме составляют 28. Это сумма первых пяти простых чисел. Существует ровно 28 выпуклых многогранников. От края до края нашей вселенной 28 миллиардов световых лет. Кроме того, 28 — гармонический делитель, а также девятое и последнее число в древнеиндийском магическом квадрате Кубера-Колам.

— Любопытно.

Приободренная, я выложила ему и другие секреты. Лила была очень хорошенькой и тем не менее терпеть не могла зеркал — душу, кажется, прозакладывала бы, лишь бы не иметь с ними дела. В ее комнате зеркал отродясь не водилось, и когда мама заставила-таки Лилу начать пользоваться губной помадой (на четвертом курсе!), помада эта частенько оказывалась размазанной, потому что Лила красила губы наугад.

Один вопрос часто возникал в наших с Торпом беседах: кто убил Лилу? Лично у меня на этот счет не имелось никаких догадок. Решительно никаких. Насколько я знала, врагов у Лилы не было. Трудно даже представить, чтобы кто-нибудь имел на нее зуб. Торпу я сказала то, чего не говорила родителям: кто бы это ни сотворил, мне хотелось верить, что он был чужаком. Сама мысль, что Лила его знала, доверяла ему, была невыносима.

— А тот человек, с которым она встречалась? — спросил однажды Торп. — Мог он пойти на убийство?

Меня передернуло.

— Пожалуйста, не надо так говорить…

Репортеры питали особую слабость к этому слову — «убийство», но у меня оно в горле застревало. Слишком выразительно. Меня больше устраивало официальное определение — «насильственная смерть». Не так режет слух.

— Само собой, полиция жаждет с ним пообщаться, — сказала я. — Только никто не знает, кто он такой. Очень уж осмотрительно оба вели себя.

Торп что-то черкал в блокноте, а я все говорила. С Торпом я могла свободно болтать о чем угодно. Он слушал, кивал, задавал вопросы. Теперь вспоминаю и думаю: меня должна была бы насторожить эта вечная ручка наготове, эта его манера вытаскивать блокнот и посреди разговора начинать строчить в нем. Но всякий раз, когда мы встречались, он проверял студенческие сочинения или писал конспект лекции, поэтому я и не придавала значения.

В том семестре (после гибели Лилы) я записалась к Торпу на семинар по восточноевропейской литературе, и это были единственные занятия, которые я посещала исправно. Наши с Торпом личные беседы неизменно начинались с того, что мы проходили на этой неделе, — «Книга смеха и забвения» Милана Кундеры, «Искушение» Вацлава Гавела, «Слишком шумное одиночество» Богумила Грабала — и заканчивались Лилой. Я чувствовала, что друзьям поднадоела моя мрачность, ведь я со своим горем, — не слишком веселая компания, но сестра не шла из головы. Одному Торпу не приедалась эта тема. Я даже начала подумывать — не втюрился ли он в меня, часом? Иначе чего ради он меня терпит?

Чаще всего мы с ним встречались в кафе, но иногда я просто задерживалась после занятий. В большие закругленные окна аудитории был виден залив и мост «Золотые Ворота». Очертания высившегося в тумане моста, горделивого и в то же время такого знакомого, успокаивали. Много раз мы с Лилой пересекали его из конца в конец… Сколько себя помню, в день ее рождения и в первый день осени мы шли по мосту. Что могло быть естественнее, чем говорить о Лиле в такой обстановке, с человеком, которого считаешь другом?

Весенний семестр закончился, а мы все продолжали встречаться — в парке Долорес, рядом с которым Торп жил, или в кондитерской Глен-парка. Пару раз ходили в кино.