Евгений Аллард - Найти бесогона

– А то. Конечно, знаю, – ответил он с гордостью.

Завёл мотор, тачка резво снялась с места, пронеслась вихрем по опустевшему городку, подпрыгивая на булыжной мостовой, и резко остановилась около арочного входа, украшенного колоннами.

– Спасибо! – крикнул я, лихорадочно пытаясь найти в кармане деньги.

– Да не надо, чего уж тут, – сказал шофёр. – Беги. Пожар что ли у тебя?

Я ринулся в фойе, за стойкой с чашкой горячего чая, зевала девочка. Она испуганно заморгала длинными ресницами.

– В каком номере остановилась Милана Рябинина? Быстро! – крикнул я.

Вытащил из кармана зажигалку – миниатюрный пистолет Макарова. И угрожающе наставил на неё. Мужчина, может быть, и не испугался, понял бы, что это игрушка. Но дамочка, не сводя широко раскрытых глаз, побледнела, как смерть, открыла рот, чтобы завопить, но издала лишь сипящий звук, словно пробитый резиновый мяч. Я отшвырнул её от монитора, быстро пробежался по клавишам, просмотрел списки и бросился на второй этаж, без лифта, не разбирая дороги, опрокидывая за собой вазы с цветами. Постучал кулаком в дверь, вдруг на секунду представив, как глупо выгляжу. Милана может спокойно лежать в постели с мужем, или с каким-нибудь хахалем, а я ломлюсь к ней, потому что мне явился призрак. Меня точно после этого отвезут в ментовку, а, скорее всего, в психушку. Я выбил плечом дверь, ворвался в номер, щёлкнул выключателем, люстра вспыхнула болезненно-ярким светом. Пусто.

И тут я услышал журчанье воды, исходившее из ванны, очень тихое, но отдававшееся в ушах, как грохот водопада. Распахнул дверь и замер на пороге. Милана с закрытыми глазами, лежала в мутной, бурой воде, с иссиня-белым лицом, сливавшимся с мраморной ванной. Пол начал уходить из-под ног, я схватил пару полотенец с вешалки, обвязал изрезанные запястья. Вытащив отяжелевшее тело, перенёс в гостиную, укутал в плед, который валялся тут же. Дрожащими руками набрал телефонный номер.

– Скорая! – заорал я. – Пожалуйста, гостиница… черт, – я похолодел от ужаса, вспомнив, что не знаю названия этого проклятого места. Судорожно обернулся и увидел на подушке вышитые золотой вязью слова. – Гостиница «Жемчужина». Номер двести семь. Женщина умирает. Приезжайте быстрее!

– Представьтесь.

Я матерно выругался, к чему эти ненужные формальности?! Буркнул имя. В трубке что-то щёлкнуло, и голос холодно произнёс:

– Ждите, выезжаем.

Я бросил трубку, прижал Милану к себе, чувствуя, как из неё по каплям уходит жизнь.

– Чего случилось? – услышал я голос знакомого водилы. – Плохо стало?

– Да, – глухо ответил я. – Ты как здесь оказался?

– Дык, решил помочь. Ты, как сумасшедший бежал, я за тобой, еле успел.

Он подошёл ближе и, заглянув в мертвенное лицо Миланы, и радостно протянул: – Ух, ты, артистка, известная. А ты как понял, что ей плохо? Ты её знаешь? Да? Она позвонила тебе?

– Неважно.

– Смотри-ка, ты прям экстрасенс, как Кастильский. Он тоже ясновидящий. Все про всех знает, предупреждает. Молодец. Да-а-а, – протянул он, оглядывая номер. – Неплохо эти артисты живут. Шикарно, а мы тут корячимся-корячимся, а шиш имеем…

– Слушай, помоги, пожалуйста, – я не выдержал его трескотни. – Встреть скорую, чтобы они сразу сюда пришли.

Водила кивнул и мгновенно исчез. Через десять минут я услышал топот ног, в номер ворвались трое в белых халатах с носилками. Один из них, высокий пожилой мужчина, оказавшись около Миланы, пощупал ей пульс, и, нахмурившись, покачал головой.

Её положили на носилки, прикрепили к руке капельницу.

Я сидел, сгорбившись на диване, не в силах задать простой вопрос, ответ на который так хотелось услышать. Заставил себя встать, подошёл к носилкам, вглядываясь в бледное лицо Миланы.

– Все-все, несите аккуратно, – сказал врач.

Я остался в центре номера, оглянулся на брошенный плед бежевого цвета с кровавыми разводами, выбитую дверь.

– Вот он! – услышал я сердитый возглас.

На пороге стояла немолодая женщина в форменной одежде с бейджиком и двое ментов.

– Вы что, молодой человек, себе позволяете?! – визгливо вскрикнула она. – Врываетесь, разносите номер на куски! Боже мой, что это?! – она схватилась одной рукой за сердце, а другой подняла за краешек окровавленный плед.

Когда мент надел мне наручники, охватило лишь равнодушие. Я не сказал ни слова в своё оправдание, да разве кто-нибудь поверил бы мне? Это не имело ни малейшего значения. Я медленно умирал вместе с Миланой.

Загремели ключи в замке, тяжёлая дверь медленно отъехала в сторону. На пороге стояли два хмурых конвоира – тощий и длинный, как оглобля, и другой, рослый битюг с багровой квадратной физиономией.