Евгений Аллард - Найти бесогона

– Переодевайся и гримируйся. Будем снимать сразу. Там все просто.

Я вернулся к двери студии, одетый в чёрный фрак с белой плиссированной рубашкой и белой бабочкой. Съёмочная площадка представляла собой роскошную гостиную, заставленную старинной мебелью – стульями, креслами. К стене примыкал огромный камин, декорированный природным камнем, с высокого потолка свисала большая хрустальная люстра. На «дворцовом» паркете возвышался концертный рояль. Суетились техники, бродил Кирилл, раздавая указания. Я поискал глазами Милану. И вдруг ощутил, что кто-то сжал мне локоть.

– Ну что, Верстовский, какой орден хочешь получить? – услышал я голос Верхоланцева.

Я резко обернулся, вглядевшись в его лицо, пытаясь определить, набрался он уже или нет.

– Чего смотришь? Говори, какой тебе орден выбить, – продолжил он весело. – Не стесняйся. Для меня это просто. Я ногою дверь открываю в любой кабинет. Даже президентский, – делая вид, что сообщает мне государственную тайну, шепнул он мне громко на ухо. – Ты молодец. Спас мою жену. Увы, вот жену подарить не могу. Она мне сама пока нравится. Ладно, сейчас снимать будем. Дорогая! – театрально воскликнул он, увидев Милану, и протянул ей руки.

Милана выглядела немного бледной, с шеи до ног, как змеиная кожа её обтягивало платье из серебристой парчи, шрам на виске прикрывали жёстко завитые иссиня-чёрные локоны. Она подошла к нам.

– Олег, все в порядке?

Я кивнул, напряжённо оглядывая её. Верхоланцев, смерил нас обоих взглядом и громогласно спросил:

– Все готово? Отлично.

В студию важно прошествовал Мельгунов, сильно утянутый в белый фрак. Уселся на банкетку перед роялем, поёрзал, устраиваясь удобней.

Верхоланцев скомандовал:

– Милана, Олег, встали здесь.

Я взял Милану под руку, сзади нас сгрудилась массовка – женщины в вечерних нарядах, мужчины во фраках. Все выглядело очень натурально.

– Начали! – воскликнул Верхоланцев.

Мельгунов сделал вид, что закончил исполнять пьесу, снял руки с клавиатуры рояля. Всё громко зааплодировали. Когда он приблизился к нам, я торжественно изрёк, стараясь, чтобы голос не звучал насмешливо:

– Белла, прошу любить и жаловать. Винченто Бертинелли. Лучший джазмен Америки, а может быть и Вселенной.

Мельгунов осклабился, манерно поклонился, и горделиво выпрямился. И вдруг замер, круглые глаза расширились так, что стали похожи на блюдца.

– Не смотри на меня так! Не трогай меня! – он гортанно взвизгнул, глядя куда-то через моё плечо.

И как заяц побежал зигзагами по гостиной, поскользнулся, растянувшись на полу, резво вскочил. Распахнув дверь, пулей выбежал в коридор, словно за ним гнались черти.

Я непонимающе взглянул на Милану, потом на Верхоланцева. Главреж матерно выругался, устало шлёпнулся в антикварное кресло, заставив жалобно скрипнуть дерево весьма почтенного возраста. Мрачно вытащил массивный, потускневший от времени, золотой портсигар с выгравированным на крышке двуглавым орлом с царскими регалиями.

Охранники Мельгунова, чуть не столкнувшись лбами в проёме двери, бросились вслед за подопечным.

– Белая горячка? – весело поинтересовался я.

Милана брезгливо пожала плечами. Но меня одолело любопытство, я вышел в коридор и прислушался. Направился туда, откуда слышались крики, и оказался в фойе театра, но не того, где мы снимали сцену с Мельгуновым, а совершенно другого, полуразрушенного, залитого водой, заросшего тиной, со стенами, покрытыми известковыми отложениями.

Я поднялся по раздолбленным ступенькам – крики усилились. Вышел на балкон с рядами сломанных, вывороченных кресел. Мельгунов стоял на четвереньках в проходе и умолял: «Я все сделаю! Пожалуйста, не трогай меня! Пожалуйста! Клянусь, все сделаю!», протягивая вперёд руки. Перед ним возвышалась странная фигура в чёрном плаще, тянула Мельгунова, будто маленькую собачонку цепью, к которой были прикованы металлически браслеты на его запястьях. Я сделал шаг, призрак резко обернулся – вместо лица в капюшоне белел череп, с ярко сверкающими огнём, пустыми глазницами. Неистовый шквал ветра ударил в грудь, словно включили на полную мощность ветродуй, и подбросил вверх. Как в страшном сне я увидел где-то далеко внизу, перед сценой, два неподвижно лежащих тела – охранников Мельгунова.

– Что вас привело ко мне, господин Верстовский? Я вижу, вы чем-то обеспокоены.

– Это очень важно.

Кастильский, смерив меня пристальным взглядом, нахмурился, но ничего не сказал.