От проходящей мимо женщины с наброшенной на плечи лисьей шубой повеяло духами.
«Такие же духи, как у Асунсьон», — машинально отметил про себя Сантер.
И перед ним предстал образ женщины, сидящей напротив него, в том же самом кресле, в котором двумя часами раньше сидел Перлонжур. Впервые она предстала перед ним в сером муаровом платье с воланами, ее шея теплого охрового цвета была украшена нитью розового жемчуга. Асунсьон... Любит ли он ее? Увы! Эта женщина ему не принадлежит, и, вероятно, никогда не будет принадлежать.
— Вот такие-то дела, — произнес Перлонжур, заканчивая на этом свою исповедь.
— Да, старина! Да, мой дорогой! — вконец расчувствовался Сантер.
Положив руку на лежащую на столе руку Жана, крепко сжал ее.
— Гарсон! — крикнул он и тут же добавил:
— Метрдотель!
Отодвинув стул, бросил на столик банкноту, при виде которой глаза Перлонжура загорелись, но тут же потухли.
— Получите!
Когда они вышли из ресторана, было все еще тепло.
— Давай немного пройдемся, — предложил Сантер, — а потом я подвезу тебя на такси. Ты, наверное, остановился в гостинице?
— Да.
— Завтра же переедешь ко мне! Да, да, старик, и не спорь! Мне скучно одному. Вот мы вместе и станем дожидаться приезда остальных. Не позднее чем через две недели они уже все будут здесь. И если хотя бы один из них привезет столько же, сколько и я...
Он вспомнил воинственный клич, вырвавшийся у них пять лет тому назад Его прирожденный энтузиазм уже подхватил его и понес. Крепко обняв Перлонжура, он прокричал:
— И тогда, старина, мир принадлежит нам!
Они встали в конце улицы под рассеивающимся светом уличного фонаря. Сантер посмотрел на луну, достигшую своего полнолуния, и на убегающие крыши домов. И тогда, расправив плечи, осознавая свою мощь и мощь их всех шестерых, с гордостью прокричал:
— Мир принадлежит нам!
Перлонжур прислонился к фонарному столбу. Этот изысканный ужин, эти старые вина, эта теплая атмосфера, в которую он снова окунулся, словно в ванную, наполнили его хмельной радостью и усталостью.
— Ну что? — спросил Сантер.
— Я остаюсь! — ответил Перлонжур. — Клянусь тебе, что я решил остаться здесь. Я чувствую себя совершенно разбитым...
Достав из кармана газету и держа ее двумя руками, он стал обмахиваться ею, как веером. Неожиданно взгляд его остановился в то время, как листок приближался к его глазам. Наконец, он посмотрел на Сантера глазами, полными боли и удивления.
— О, боже! — сдавленным голосом произнес он и ткнул пальцем в сообщение о событиях последнего часа.
«СЕГОДНЯ В ПОРТ МАРСЕЛЯ ПРИБЫЛА „АКВИТАНИЯ“
Выхватив газету из рук своего товарища, Сантер прочел подзаголовок:
«Во время морского путешествия на борту судна произошел несчастный случай».
— Что? Что такое? — вырвалось у Сантера, охваченного смутным предчувствием.
Он пристально посмотрел на мрачное лицо Перлонжура.
— Что-то случилось? С одним из наших? Да говори же ты!..
Перлонжур опустил голову.
— Да, с Намоттом... Вот, читай.
Перескочив сразу через два абзаца, Сантер прочел следующее:
«Через час после того, как „Аквитания“ покинула Порт-Саид, уже стемнело, а с верхней палубы неожиданно донесся трагический крик: „Человек за бортом!“ На воду незамедлительно была спущена спасательная шлюпка. Но, увы! Несмотря на продолжительные, активно ведущиеся поиски, надежда разыскать упавшего за борт пассажира была потеряна. Как выяснилось позже, погибшим оказался некто месье Намотт, возвращавшийся из Пекина. Никто не знает, каким образом могло произойти несчастье, омрачившее весь конец плавания».
Став мертвенно-бледным, Сантер поднял взгляд на Перлонжура:
— Анри, — наконец прошептал он с трудом. — Бедняга Анри!
После этого воцарилось тяжелое, неловкое молчание, которое прервал Перлонжур, произнесший всего лишь одну фразу:
— Здесь написано «несчастный случай».
Глава II
Шестеро веселых друзей
Сантер провел скверную, почти бессонную ночь. Раздеваясь и ложась спать, не переставал думать об Анри. Несмотря на то, что он, словно послушный ребенок, крепко сжимал веки, ложился то на спину, то на живот — уснуть ему так и не удалось.
На смену весело проведенному вечеру пришла полная грустных размышлений ночь. Сантер ощущал какую-то странную, глубокую депрессию. Нервы его, казалось, были обнажены. Даже великолепный образ Асунсьон не в силах был заставить его забыть об Анри.
Словно наяву видел Сантер, как Намотт раскуривает сигару, держа ее в своих тонких пальцах, а затем с небрежным изяществом опускается в кресло и рассеянно приглаживает рукой волосы... Анри! Он так любил его!.. А теперь...
Читать дальше