Василий Зайцев - Подвиг 1972 № 06

Вдруг накатила та знакомая ярость, которой уже побаивался Шовкун. «Дивчина из Яблоневки», — мысленно передразнил он себя и подумал, есть ли вообще на свете та Яблоневка. Еще в середине августа немцы захватили его края, и с тех пор он о них ничего не знал. Может, и хата спалена, может, вишенник за плетнем измяли гусеницы танков, может, убежала мать с малыми сестренками куда глаза глядят, а дивчина, которая кохала бы Тараса Шовкуна, лежит на земле, уткнув в небо незрячие глаза.

Старшина стиснул зубы и решительно вынул мину из гнезда. Взрыва не было. Мина качалась, схваченная ладонями, и над ней, как усы у рассвирепевшего кота, топорщились тонкие проволочки. «Попалась, сучка», — злорадно сказал Шовкуи и откинул мину далеко за камни. Там сразу грохнул взрыв.

Шовкун провел рукой по потному лицу и взглянул на небо. Солнце еще. невысоко поднялось над сопками, значит, все еще было утро. Часов восемь, не больше. Казалось, что с тех пор, как началась атака, прошла целая вечность, жизнь. Казалось, все двадцать шесть лет, которые прошел старшина Шовкун, были без остатка наполнены воем мин, скрежетом осколков, полыханием разрывов на камнях и дробными очередями пулеметов. Шовкун удивился, увидев неторопливо поднимающееся солнце. Выходит, и часа не прошло с тех пор, как рота сидит в щели. Всего один–единственный час…

Со следующей миной Шовкун справился быстрее, а потом пошло совсем хорошо. Он осторожно полз по лощине, зорко вглядываясь в каждый сантиметр земли. Недаром он воевал со снайперской винтовкой. Его глаза, взгляд которых был теперь до предела обострен, не пропустили ни одной предательской проволочки.

Лощина становилась шире. Щебенка кончилась, началась рыжая трава, в которой проволочки высматривать было труднее. Затем стали попадаться кочки, сырой торф, покрытый мягким, как губка, мхом, и редкие кустики ивняка.

Шовкун полз, стараясь делать однообразные и ритмичные движения. Глаза просматривали землю, протянутая рука осторожно ощупывала все неровности, раздвигала осоку, обшаривала каждый бугорок. Потом медленно подтягивалось тело.

Опасность пришла, откуда он не ждал. Стали мерзнуть руки. В спутанной траве, под кочками, у корней осоки все чаще и чаще попадались крошечные лужицы холодной воды, а кое–где и льдинки, оставшиеся от ночного заморозка. Руки сначала покраснели, потом стали коченеть. Пальцы сгибались плохо, начали терять чувствительность. Шовкуну приходилось все чаще и чаще останавливаться и отогревать руки. Он засовывал их на грудь под гимнастерку, дул на них, клал в рот, разминал, восстанавливая кровообращение.

Но с каждым разом это помогало все меньше и меньше. Вдобавок озноб начал расходиться и по телу. Шинель промокла насквозь. Стоило старшине остановиться, как ледяные иголочки впивались в плечи, в спину, в грудь.

И вот случилось так, что рука пропустила мину. Приготовившись сделать очередной рывок, старшина вдруг увидел почти под подбородком какие–то непривычно тонкие волоски. Он сначала не сообразил и уже хотел кинуть на них тело. Но в последнее мгновение оцепенел. Это была мина. Стоило его груди коснуться волоска, тоненького крошечного волоска — и ахнул бы взрыв.

Старшина инстинктивно попятился и, вытащив мину, несколько минут лежал без движения. Ждал, чтобы хоть немножко успокоилось колотившееся сердце, прошла дрожь в плечах.

Он пополз медленнее, теперь уже не надеясь на руки. У него остались только глаза. Озноб прошибал насквозь, сковывал движения, притуплял волю.

Но глаза были начеку. Они заметили косой срез у основания кочки. От среза тянулась к другой кочке проволочка. Пальцы механически хотели ее убрать, так, как убирали длинные стебли вороничника, но глаза остановили бездумное движение рук.

«Мина», — догадался Шовкун и принялся внимательно разглядывать кочку. Судя по величине среза, замаскированного травой, мина эта была крупнее, чем «попрыгунья». Проволочка тянулась к соседней кочке, на которой тоже можно угадать срез. Хитро придумано, будешь вытаскивать одну, взорвется другая. Две сразу одному не вытащить. Да и как ее вытаскивать, черт знает. «Усиков» у мины не было. Только тонкая, туго натянутая проволочка. К «попрыгуньям» он уже приспособился, а тут…

Шовкун беспокойно оглянулся по сторонам. Может, эту хитрую штучку просто обойти. Нет, на кочках справа и слева тоже угадывалось прикосновение человеческих рук. «Там мины», — тоскливо подумал Шовкун.

Зябкая дрожь била тело. Невыносимо мерз затылок, пальцами ног Шовкун уже не мог пошевелить.