Александр Аде: Зима мести и печали

Как ни крути, люди остаются людьми. И в нашем продажном мире есть еще заповедное местечко для любви, ревности, мести. Вечные чувства никто не отменял. И Принца хотели грохнуть не из-за его капиталов – это Клавдия мстила за своего ненаглядного муженька-лиходея. Так ведь и киллер тут был не совсем обычный, он сам сводил счеты с Принцем за убитого брательника.

– Вроде оно так, – соглашается мент, – хоша из-за денюжек, брюликов, квартир и прочая грохают людишек все ж таки чаще. Материя – она завсегда первичнее сознания…

– Я человека убил, Акулыч, – быстро, не оставляя себе возможности отступления, признается Королек.

В медвежьих глазках Акулыча появляются жесткость и печаль.

– Нехорошо шутишь. Вообще-то смешить ты никогда не умел, а сейчас и вовсе юморишь, как пацанчик, которого папка давно не порол.

– Какие шутки, Акулыч. Это я убил киллера, который взорвал Илюшку. Поверь, все было по-честному, просто ему меньше повезло.

– Так, – Акулыч делает глоток, ставит стакан на стол, барабанит короткими толстыми пальцами. – Ну, братан, давай по порядку.

– Какой уж тут к дьяволу порядок, – усмехается Королек, и шрам на его левой щеке прихотливо змеится…

Выслушав бывшего сыча, Акулыч принимается раздумчиво раскачивать свою увесистую тушу. Спрашивает, мельком взглянув на Королька и тотчас опустив глаза:

– Что делать будешь?

– Явка с повинной – иного мне не остается.

– На нары не терпится?

– Не хочу скрываться, противно.

– Как на духу – я бы сдаваться ни в жисть не стал. Но я простой мент, хоша и при золотых эполетах. А ты парень особой породы, корольковской. Скорее всего, ты, конешно, не сядешь. Шлепнул наемного душегуба да еще вроде как по принуждению. Разве что условный срок заработаешь.

– Как бы то ни было, завтра приду в ментовку.

– А может, погодишь? Куда торопиться-то?.. Вот ведь ситуация, блин. И отговаривать не могу, и похвалить язык не поворачивается. Давай-ка, примем на грудь еще пивка. Авось легше станет…

Объяснение с Гаврошем мучительно, ирреально, как в гнетущем сне.

– Ты уходишь… к ней ? – спрашивает она после его неуклюжих попыток подсластить горечь расставания.

Она не плачет: с самого начала их связи понимала, что этот день когда-нибудь наступит, только не знала когда и старалась не думать о неизбежном. Каждый вечер исправно читала слова приворота, но, видимо, никакими средствами не удержать мужчину, если его тянет к другой.

– Все не так просто… – неуверенно начинает Королек, потом отвечает коротко: – Да. Если примет.

Гаврош резко встает с дивана, минуя Королька, подходит к окну. Королек не решается приблизиться к ней, боится обнять, чтобы не растравить ее рану, одновременно чувствуя, что если не сделает этого, останется в ее памяти бездушным и жестоким. Он в нерешительности топчется на месте, а сердце разрывается от сострадания и тоски. Он думает о том, что уже трижды в своей жизни совершил предательство: когда ушел от Сероглазки к Анне, потом – когда покинул Анну. И теперь.

Он сошелся с Гаврошем, не любя, от острой жалости, когда выслушал ее исповедь, в которой было детство в семье пьяниц, изнасилование, мужчины, аборты и неистребимая надежда на то, что вот-вот обязательно появится он , настоящий и единственный. Гаврош сама не понимала, зачем распахивается перед Корольком. То ли и впрямь нашла человека, которому могла поведать сокровенное, то ли безошибочная женская интуиция подсказала, что так она сможет привязать его к себе. И действительно вызвала в нем сострадание. Не любовь – после Анны он никого любить не мог – теплое отеческое чувство, подобное нежности.

– Сверчок предлагает тебе поселиться у него, – кашлянув, говорит Королек. – Надоело мужику одиночество. Он славный. Доверяю ему, как самому себе.

– Сплавить хочешь? – всхлипывает Гаврош.

Королек пытается произнести что-то ласковое, но слова благодарности застревают в горле. Молча одевается, берет в руку чемодан, который собрал заранее. На пороге останавливается.

– Я оставил на столе записку, в ней два телефонных номера. Первый – Сверчка, но он, наверное, сам тебе позвонит. Второй – Акулыча. Станут соседи донимать, сообщи ему, разом приструнит.

Гаврош, не оборачиваясь, смотрит в окно, за которым уже наступил мутный голубоватый вечер.

– Прости… – глухо раздается за ее спиной.

Она слышит, как Королек сбегает по лестнице… Хлопает входная дверь… Она стоит, сжимая ладонями голову, не шевелясь, помертвело глядя в окно и ничего не видя…