А вот еще: "Летят над миром чьи-то жены, стучат на стыках их вагоны… Глаза их строги и ясны. Мужья в беде — о женах сны. К ним тянутся чужие руки — стареет женщина в разлуке".
Я вижу дыма жирный жгут.
И мечется огонь проворный
Архивы жгут…
Архивы жгут!
Архивы жгут, и дым их черный
Страшнее мне, чем крематорный.
Я читал долго. Почти всю ночь. И люто завидовал. И потом, даже не пытаясь заснуть, думал. Конечно, у него недостает техники. Техника есть у меня, но так я писать никогда не буду…
Конечно же, я заторопился ему ответить. Сразу. Немедленно. Откровенно и подробно. Испортил несколько листов и остановился.
Как я ему объясню, почему больше года держал тетрадь… не читал? А если читал, то где были мои восторги раньше? Чем я оправдаюсь за то, что у него — поэта! — украл его Время.
Нет-нет, надо сначала дать подборку в газете. Тогда Володьке можно заявить, что боялся высказать свое мнение, ждал вывода редколлегии. Да он тут, после публикации, на седьмом небе от радости будет. Еще бы — сразу в областной газете, а то и в альманахе.
Я сделал эти подборки. Почистил по мелочам, отпечатал в двух экземплярах и, как только выздоровел, разнес по редакциям.
В альманахе сказали "почитаем", а в газете взяли, и вскоре в праздничной полосе вышли Володькины стихи.
И на следующий же день с первым утренним автобусом ехал я к Рудакову. В портфеле лежали свежие, еще краской пахнущие газеты.
В городке, на автобусной остановке, встретил бывшего своего соседа, лейтенанта милиции Петра Кулешова. Он был на машине.
— О, как кстати. Помоги добраться до южной окраины. У меня встреча с Рудаковым, а времени в обрез.
— С кем-с-кем встреча? — переспросил он.
— С Рудаковым. Да ты знаешь его.
Петр секунду поразмыслил и газанул. Но вырулил почему-то в другую сторону.
— Он что, уже не живет там?
— Не живет.
— Квартиру получил?
Кулешов опять как-то непонятно буркнул:
— Получил.
И тут же резко, так что я в ветровое стекло лбом въехал, остановился.
— Вылазь.
Я оцепенело сидел. Мы были у ворот кладбища.
Какая-то надежда еще догорала во мне, и я жалко, глупо, по инерции продолжал:
— Они что тут, работают?
— Нет, — философски сказал Кулешов. — Они свое отработали.
Он провел меня к могилке, без него я бы не нашел. Маленький деревянный обелиск безо всяких надписей и знаков.
— Фотография была, — вздохнул Кулешов, — Да видно, ветром сорвало.
…В маленькой тесной кухоньке Кулешова мы пили водку и он рассказывал:
— Тут вообще-то темная история: убийство — самоубийство. Жену с детьми к родным отправил, а сам "загудел". Прогулы. С работы раз приходят — закрыта дверь. Второй раз — тоже. Обратились в милицию.
— Постой, он не пил вроде.
— Это он до отсидки не пил.
— Какой… отсидки?
— Ты и этого не знаешь! На учебу он поехал во Владивосток. Подрался. Как он объясняет, кого-то обидели, он вмешался, но свидетелей, доказательств — нет. Свидетелей нет, а парень он здоровый, знаешь. Словом, зацепил одного. Полгода железную дорогу строил.
Вернулся, а тут ему наплели — Ольга твоя, мол, гуляет.
Ну, представь его состояние. То депутат, уважаемый человек, счастливый муж и отец и вдруг… такое. Ты же знаешь, как у нас любят: падающего — толкнуть. Закон самбо. Всякая шваль, что и пальца его не стоит, грязь на него лила.
"А как бороться с тем, что нельзя ухватить", — вдруг вспомнилось мне Володькино…
— Так что косвенные доказательства его самоубийства есть.
— А убийства?
— Пил он не один — еще трое. Все птахи перелетные, та еще публика. И ушли почему-то через окно. И магнитофон его забрали.
— Нашли их?
— Нашли. Думаешь, Кулешов зря свой хлеб ест? В Хабаровске взяли. Ну и что! Магнитофон Рудаков им продал — и правда в квартире деньги обнаружили. Через окно вылезали, потому что хозяин ключи спьяну не мог найти. И главное — время их ухода и смерти не совпадает. Не намного, может, часов на пять-шесть, но не совпадает.
— Ну а твое, личное мнение?
— Мое? Как бы там ни было, погиб он потому, что один остался. Совсем один. И он к этому шел.
— Ольга-то как?
— Ольга замуж вышла через месяц, — жестко сказал Петр и в свою очередь спросил:
— А тебе-то зачем он вдруг понадобился? Ты последний год тоже не здорово с ним контачил.
Я попытался объяснить.
— Да-а, — протянул Петр, — Все мы…
И пошел отсыпаться перед дежурством.
…Цветов в поселке я не нашел и перед отъездом положил на могилу газеты с его стихами, крепко придавив их тяжелым камнем.
Читать дальше