Валерий Фатеев - Город в законе - Магадан, триллер

Держись!

И я было рухнул вниз, в бездонную бесконечную даль. И странно, что уже не пугала ни бесконечность, ни бездонность. Каким-то чувством я понимал, что чем дольше будет продолжаться мое падение, мой полет, тем для меня Лучше. Главное — не отпустить руку!

Врач-анестезиолог Вален тина Ивановна, Валечка, а это она была тогда моим ангелом-спасителем, показала потом мне свою узкую ладошку. Даже через неделю заметны были на ней следы синяков от моих пальцев.

И еще был миг, когда с высоты своего птичьего полета увидел я барахтающегося в реке человека и угадал в нем себя, но угадал как-то отстраненно, без всякого сожаления, без желания вернуться и помочь… Вернуться и помочь!

Хорошо, сладко было лететь, но, видно, еще не закончена была моя земная дорога и я вернулся к себе — в страдания, боль, кровь и грязь…

Через двое суток я очнулся в реанимации.

Было тихо, сумрачно, из соседней комнаты доносились голоса и музыка — телевизор работал. Правая рука моя была крепко привязана к кровати — капельница стояла. Тонкий катетер из-под одеяла бежал вниз и, скосив глаза, я увидел переполненную банку и уловил запах мочи.

— Сестра, — пискнул я.

Вряд ли сестры услышали меня, но сосед продублировал, да еще с дополнениями…

— Больной зовет, шалавы!

Сестра пулей влетела в палату и, поскользнувшись на мокром полу, со всего маху плюхнулась у кровати.

Я неудержимо расхохотался и от резкой боли опять потерял сознание.

— Дурак, разве тебе сейчас можно напрягаться! Ты дышать должен как мышь, как любовник в шкафу! Ты знаешь, сколько швов тебе положили. Только по правому бедру рана глубиной в ладонь, а распахана аж на шестнадцать сантиметров, а на ребре, да и на локтевом сгибе левом — тоже вены сшивали. У тебя же сердце останавливалось, еле с того света вытащили.

Лечащего врача звали Владимир Иванович. А оперировал меня Осипов, а консультировал сам Харитон Гаврилович, пришел все-таки. Хотя мог бы и не прийти — не сердце сшивали — задницу!

Да еще левое подреберье, да руку.

Правда тяжел я был, тяжел…

— Как же это произошло, Валентин Михайлович?

Я так и не понял, сам я у себя спросил или это сказал молодой, с короткой стрижкой парень, деловито примостившийся у моей кровати. Из милиции, как я понял…

…Циклон обрушился на город, как снег на голову, в буквальном и переносном смысле. С утра сверкающее зимней холодной синевой небо затянули вытянутые в полете облака, ветер подул сначала порывами, как бы пробуя свою силу, а потом окреп, загудел в проводах и трубах, и посыпался снег. Часу не прошло, как снеговые заносы перегородили улицы, запорошили дворы. Недавно отшумевший праздник был ли тому виной или синоптики проморгали, но коммунальные службы развернулись только к вечеру. Мощные грейдеры и снегоочистители появились на улицах, пробивая дорогу автобусам и редким в этот день легковым автомобилям.

Мне всегда хорошо спится в снегопад или в дождь. Жена говорит, что это оттого, что я гипотоник. Рабочее давление у меня всего сто десять. И если атмосферное давление снижается, то уменьшается разница между атмосферным и моим собственным. И мы. с природой находим гармонию.

Но и безо всяких давлений по старой морской привычке после обеда люблю расслабиться и немного вздремнуть. Кстати, улыбаться над этой привычкой не стоит. Тут что-то есть, идущее, может быть, еще от наших пращуров. Набив брюхо, наши предки заваливались у костра. Ни охотиться, ни вообще двигаться они не могли, да и не желали в таком состоянии. У многих народов эти привычки переросли в традиции. У итальянцев, например, сиеста. Да и кто из нас не помнит популярную поговорку "После вкусного обеда по закону Архимеда…"

Не был исключением и сегодняшний день. Лениво полистав газеты, я уже прицелился на диван, но тут ко мне подошел семилетний Илья и, озабоченно почесывая затылок, сообщил:

— Щеня пропал!

Надо сказать, что к словам младшего сына я отношусь очень серьезно — говорит он исключительно по делу, когда уже невтерпеж. Лет до четырех он вообще молчал и когда мы забеспокоились и забегали по врачам, оказалось, что свободно владеть языком (тем, что во рту) ему мешала "уздечка". Легкая хирургическая операция все привела в норму, но молчуном он так и остался… Глядя на него, я всегда вспоминаю анекдот, как в одной семье сын молчал до семи лет и родные из-за этого очень, понятное дело, переживали. И вдруг однажды за завтраком он вымолвил — каша несолена. Тут все сначала опешили, а потом зарадовались, закричали и спрашивают: а что ж ты раньше молчал, сынок?