Илья Райх - Порок

Евгений продолжил:

– Я сейчас в розыске. Меня подозревают в убийстве племянницы Екатерины Баумистровой. Вы, наверное, слышали об этом?

Станиславский задумчиво помотал головой.

Евгений больше не оборачивался на собеседника, теперь он тоже смотрел на огонь камина. Он рассказал, что именно Колкин лечил Воинова в диспансере в период детства, заикнулся о подозрениях, что именно Колкин, возможно, помог умертвить по просьбе Баумистрова-старшего его первую жену, но ни словом не обмолвился о диске с записанным разговором. Также он промолчал, что ему известно, что в тот период именно Станиславский возглавлял хроническое отделение, где и лежала Вера Рубинштейн. Хотя, если не предупреждение Агера Агишевича о том, что Станиславский в этот период находился в долгой загранкомандировке, тем самым снимая с себя подозрения, то сегодня он навряд ли пришел бы к нему. Хотя?! Как знать! Деваться ему некуда, круг его возможностей и так сузился. И Евгений использовал любую возможность для обеления собственного имени. Евгений ничего не сказал эскулапу о душевных разговорах с Воиновым и не стал уточнять, как он вышел на Колкина в деле Воинова, как и обещал подруге Марии. Он озвучил, что все это время он подспудно расследовал преступления Воинова, и что главный подозреваемый в организации убийства Екатерины Баумистровой – ее бывший муж.

– Хотя мои доводы звучат несуразно, так ведь? Зачем Баумистрову убивать женщину из прошлой жизни? – Евгений повернулся к Станиславскому в надежде прочитать реакцию эскулапа по взгляду, но Марк Ефимович не повернулся, продолжая молча созерцать пламя огня.

– Опустим, что вы говорите отрывчато. Но что требуется от меня? – через минутную паузу выронил Станиславский.

– Мне нужно поговорить с Игорем Баумистровым, он лежит у вас в наркологическом отделении, вы знали об этом?

– Нет! Я не могу знать обо всех пациентах клиники, хотя очень много о нем слышал.

– Хорошо, но все же, вы можете организовать с ним встречу?

– Это возможно, – без колебания ответил Станиславский, – но что это даст вам?

– Интуиция подсказывает, что Игорь Баумистров что-то может знать о взаимоотношениях Колкина с Павлом Сергеевичем. Но меня гложет что-то еще, не могу понять, что именно. Но все же… – он посмотрел на Станиславского, тот впервые за разговор повернулся к нему лицом.

– И что вас гложет?

– Возможно, есть взаимосвязь между Воиновым и Баумистровым-старшим… – Евгений хотел назвать Баумистрова-младшего, но в последний момент оговорился.

– Вы все пытаетесь раскрыть всеми забытое преступление.

– Я же вам сказал, что я в розыске и мое спасение лежит через дело Воинова. Сейчас мною движет не любопытство, а инстинкт самосохранения.

Станиславский ничего не ответил, его взгляд вернулся к пылающему огню в камине.

Наступила очередная пауза. Евгений поднял глаза наверх, к потолку. На него с каждой стены взирала пара красных глаз. Это были чучела диких животных, их головы. С правой стороны на него уставился лось, с левой – буйвол, а прямо над камином висела голова медведя.

– Вы охотник?

– Когда-то был, объездил полмира в поисках животных, – Станиславский повернулся к Евгению.

– Вы неплохо владеете оружием?

– Да, кстати у меня остались ружья, могу показать, – Станиславский, не дожидаясь ответа на свое предложение, встал с кресла и пошел в соседнюю комнату. – Возьмите свой фужер.

Вошли в рабочий кабинет. Стены и вся мебель были сделаны из красного дерева. Кабинет больше походил на рабочий офис, выполнен строго и стильно, даже пепельница была вылита из темно-красного стекла. Хозяин дома отодвинул ставни шкафа, стоящего за столом, быстро набрал код сейфа и вытащил оттуда зачехленное ружье. Осторожно снял чехол и протянул ружье гостю. Евгений неохотно принял ружье.

– Странно, что вы с оружием на «вы», – тут же поспешил отметить Станиславский.

– Да, я не люблю оружие, как и охоту, – ответил Евгений и поспешил отдать ружье, – я животных люблю!

– Я тоже люблю животных! – Станиславский положил ружье на стол.

– Если любите, то почему ходите на охоту?

– Мы всегда убиваем тех, кого любим больше, не правда ли?

Евгений отпил коньяк. Он желал переменить тему разговора и подошел к книжному шкафу. Притворно разглядывая через стеклянную створку аккуратно уложенные собрания сочинений, он тихо произнес:

– Толстой, Достоевский…

Ход удался, Станиславский оставил в покое оружие – оно осталось лежать на столе – и подошел к Евгению.