Татьяна Рябинина - Одним ангелом меньше

Ему казалось, что утро, когда он проснулся со страшной головной болью и не менее страшными предчувствиями, было тысячи лет назад. Затылок раскалывался, и теперь ныло все тело, слезились глаза. Он прикрыл их и незаметно задремал…

Кто-то настойчиво тряс его за плечо.

— Иван Николаевич, проснитесь! — Лицо Светы было встревоженным.

— Что? — Остатки сна слетели мгновенно.

— Надевайте халат, и пойдемте быстрее, — она протянула ему белый сверток.

Иван встряхнул халат, кое-как натянул его, путаясь в рукавах. Он едва поспевал за Светланой, которая быстро говорила на ходу, слегка задыхаясь:

— Она очнулась, но ей очень плохо. Сильная сердечная недостаточность, и дыхательная тоже. Вряд ли до утра дотянет. Я уже звонила ее отчиму, должен приехать, если успеет до развода мостов. Днем его дома не было. Ей сказали, что вы здесь, и она хочет вас видеть. Конечно, так не полагается, но… Все равно уже ничего нельзя сделать. Только учтите, у нее трубки стоят, говорить она не может. Да и все равно не смогла бы — связки повреждены.

Сестра, сидевшая за столиком в углу реанимационной палаты, при виде Ивана возмутилась было и хотела что-то сказать, но, заметив за ним Светлану, только кивнула и отвернулась.

— Вон там, у окна, — шепнула Светлана.

Иван подошел и сел рядом на выкрашенную белой краской табуретку. Женя лежала в окружении каких-то ужасных аппаратов, опутанная трубками и проводами. Тихо попискивали мониторы. Он смотрел на ее лицо, мертвенно-бледное, такое же, как стягивающие ее горло бинты, на закрытые глаза, обведенные лиловой тенью, и понимал, что все его прошлые тревоги и сомнения — ничто по сравнению с этой минутой.

«Господи! — взмолился он. — Сделай так, чтобы она осталась жива! Я все брошу, на все пойду, даже на преступление, лишь бы спасти ее. Увезу, спрячу где-нибудь. Кем бы она ни была, что бы ни сделала! Лишь бы она выжила!»

Но через мгновение волна альтруизма схлынула, оставив лишь горечь и сожаление. «Женька, Женька! Что же ты наделала!»

Он взял ее за руку и тихо позвал:

— Женечка! Это я, Иван.

Она медленно открыла глаза. Лицо ее чуть заметно порозовело, писк мониторов стал громче и чаще. Сестра встала из-за стола, подошла к ним, проверила показания приборов.

— Ей нельзя волноваться, — произнесла она сердитым шепотом.

— Пожалуйста! — Голос Ивана звучал так умоляюще, что она пожала плечами и отошла.

Женя не чувствовала боли. Только невероятную тяжесть во всем теле. А еще — ужасную усталость. Словно она пыталась сбросить с себя огромные гранитные валуны, сбросить и взлететь. Голос Ивана, его лицо то отдалялись, то приближались. Рядом с ним было спокойно. Он поймет и, может быть, простит ее…

Она не один раз слышала, что перед умирающими в считанные секунды проходит вся их жизнь. Слышала, но не верила. А теперь — она словно смотрела фильм о своей жизни, который кто-то неизвестный показывал ей на сумасшедшей скорости. «Значит, я умираю…» — подумала Женя, но в этой мысли не было ни страха, ни отчаяния.

По всем приметам она должна была родиться мальчиком. Мама так и не смогла примириться с разочарованием, которое испытала, впервые увидев красную лысую девчонку — свою дочь. Девчонку назвали заготовленным для сына именем, ее коротко стригли, наряжали в шорты и брюки.

«Какой у вас милый мальчик», — говорили матери, и та довольно кивала.

Она покупала дочери машинки и конструкторы, а кукол у нее не было совсем, за исключением маленького резинового пупса, подаренного отчимом на шестилетие. Пупса Женька презирала, но из уважения к отчиму держала на почетном месте — в любимом кресле.

Отец ушел от них, когда Жене было всего два с половиной года. Уже став взрослой, она узнала, что развод был на редкость некрасивым, со скандалами, взаимными судебными претензиями и публичным перетряхиванием грязного белья. Между прочим, отец, по профессии детский врач, даже иск подал в суд, требуя оставить ребенка с ним. Мотивировалось это тем, что жена калечит психику девочки, намеренно воспитывая ее, как мальчика. Судьи посмеялись и признали иск необоснованным.

Отец женился на медсестре, с которой работал, и уехал вместе с ней на родину — в Хабаровск. Оттуда приходили щедрые алименты и праздничные открытки, а иногда, с оказией, и посылки: икра, крабы и красная рыба.

Через два года после развода мать вышла замуж за своего сослуживца по конструкторскому бюро, сорокалетнего Сергея Сумского. Для него это тоже был второй брак — первый распался давным-давно, и Сергей Игнатьевич страстно мечтал о детях. Они с Женей быстро подружились, и хотя девочка ясно сознавала, что Сергей Игнатьевич ей не родной, тем не менее очень его любила и называла папой.