— Нам надо было уйти на квартиру, — с сожалением проговорила старуха. — Это было бы правильнее всего. Но я тогда еще ничего не знала об этом доме. Я понимаю, вы про себя смеетесь, думаете, что я выжила из ума. А я не выжила. Можете мне не верить, мне все равно. Но дома, спроектированные лично старым архитектором, убивают. Может, он дьяволу душу продал?.. Так было всегда, но особенно ясным это стало намного позднее, уже после нескольких смертей. Сейчас осталось только два таких дома, и… но я вам уже говорила про это. Так вот, нам надо было уйти на квартиру. Не знаю, ушли ли бы мы от судьбы, но ведь это был бы шанс? — Она посмотрела на Ивакина, затем на Семеныча. — И потом мы бы не раздражали его своим счастьем. Но генерал упорствовал, как сумасшедший, говорил: «Только через мой труп! Зачем это вам по квартирам маяться? Да и что люди подумают!» Я не поверила его объяснениям и стала подозревать, что хозяйка кричала не зря и он действительно в меня влюблен. Он стал придираться к сыну, до нас дошли слухи, что он решил отправить его в какую-то дальнюю командировку. Во Владивосток, что ли. Ну, а потом он решил поговорить со мной прямо и откровенно… И я тоже поговорила с ним прямо и откровенно… Пошли? Семеныч совсем замерз. Это ведь только вас, следователь Ивакин, греет огонь догорающих тайн.
— Я очень понимаю генерала! — интимно прошептал ей Семеныч.
— Этим не шутят! — Она строго ткнула его палкой в поясницу. — Человек умер, между прочим!
Они стали карабкаться наверх к Марининому дому. Какой-то мужчина с собакой, стоявший у края обрыва, напротив свалки, изумленно смотрел на них. «Еще та картина! — подумал Ивакин. — Три сумасшедших старика вылезают из оврага. Мужик, наверное, думает, что мы бомжи со свалки. Размышляет, не спустить ли собаку. Надеюсь, он гуманист». Наконец, они выбрались на ровное место и пошли по тропинке вдоль штакетника.
— Из-за этого дома сыр-бор? — громко спросил Семеныч. — На что он сдался шишке такой?
— Тут рядом река, горнолыжные трассы. Соседи хорошие. Место историческое, — пояснила старуха, тяжело дыша. Она даже остановилась, показывая им рукой, чтобы они не обращали внимания: она их сейчас догонит. Через минуту она действительно поравнялась с ними, так же, как и они, оглядывая архитекторский дом в глубине ельника.
— Владимир Александрович, — сказала она. — А вам-то зачем история про генерала? Он сгнил давно, и сын его. Все, все прошло. Жертва сталинизма — это даже благороднее.
— Ну нет, — не согласился Ивакин. — Наоборот. Я зауважал генерала Неверова. Это раньше, глядя на его портреты у вас в коридоре и в музее, я думал: «Ну что ж ты? Генерал, а застрелился от страха. Что ж ты не унес с собой жизнь хоть одного палача? Начал бы отстреливаться, когда за тобой пришли. Вот это было бы по-мужски. Но теперь генерал реабилитирован в моих глазах. Это благородно — умереть из-за любви. Вот это мотив, я понимаю! И на пистолет я не грешу. Из него никого не убили ради денег или от страха — все умерли от любви. Такая вот судьба у этого пистолета».
— Я очень грубо поговорила с ним, — словно не слыша Ивакина, сказала старуха. — Нет, не хамила, не повышала голоса, но поговорила так, как я могу, — убийственно. С тех пор я больше никогда так не разговаривала. Я ведь думала, что просто окачу его ледяной водой, он остынет, и все будет, как раньше. Я не верила, что этот холодный и высокомерный человек способен так любить. Но ведь сын был в него… Он, наверное, тоже был… из породы Ромео. Выслушав меня, он ушел из дома… Мы ждали его весь вечер, всю ночь, где-то часа в два сын залез на всякий случай в стол — немецкий трофейный пистолет был на месте, и сын немного успокоился. Но ближе к утру он вбежал ко мне в комнату, крича шепотом — именно крича и именно шепотом, чтобы не услышала мать: «Моего пистолета нет!» Ему подарили друзья…
— А зачем он взял пистолет сына? — спросил Ивакин. — Хотел подставить его, отомстить?
— Да нет, что вы. Пистолет нигде не числился. Скорее всего, это было подсознательно. Он, наверное, сам не понял, что это был жест: демонстрация того, что сын убивает отца, встав у него на пути. Я думаю так. Но сын, конечно, испугался. Может, подумал так же, как вы — что отец мстит напоследок. По крайней мере, когда он нашел тело, а рядом пистолет, он его забрал. Мне сказал: «Подумают, что кто-то украл. Экспертиза все равно покажет, что это было самоубийство. Тело пролежало сутки, мало ли кто мог проходить мимо. И потом, если пистолет найдут, мне придется объяснять, откуда я его взял. Людей подставлю. Если не найдут, все будет намного проще». Так и получилось.
Читать дальше