Лана Балашина - Работа над ошибками

Я вздохнула:

— Жень, давай, я у него все спрошу, а потом будем обсуждать это? — с неохотой предложила я. Разбираться мне ни в чем не хотелось.

Вечером я вернулась с работы раньше, чем Демидов, и решила удивить его кулинарными изысками. Сунула мясо с грибами в духовку, порезала салат, свернула рулетики из нежных розовых ломтиков семги.

Я уже почти закончила с приготовлением ужина, когда услышала, как поворачивается в дверях ключ.

Появившись в кухне, Сергей хмыкнул, глянув на стол, накрытый к ужину, и с ходу начал приставать ко мне, шепча какие-то нежные глупости.

— Ты сошел с ума! Мой руки, будем ужинать.

Он вытянул из моих рук полотенце, развернул к себе и начал целовать. Потом отстранился, и умоляющим голосом сказал:

— Слушай, давай поужинаем потом?

Уступая его натиску, я оказалась в спальне.

Сергей улегся в ногах постели, и тихо поглаживал и целовал мои щиколотки. Было слегка щекотно, но я терпела. Сил на то, чтобы вырваться из его рук, у меня просто уже не осталось.

Потом я вдруг вспомнила про утренние письма, перевернулась на спину и вытянула у Демидова свою ногу. Он недовольно спросил:

— Ты куда?

Я уселась, поправила волосы.

— Слушай, мне сегодня звонила подруга, она сказала, что получила письмо о том, что ты встречаешься с дочерью Киршнера.

Демидов засмеялся, отобрал у меня подушку, подсунул себе под спину.

— Чепуха полная! Лора вовсе не в моем вкусе, ты же знаешь! Просто я как-то помог ей с машиной…

Я вспомнила, что на первом курсе у Лоры были широкие щиколотки, придававшие ей сходство с толстым веселым щенком. Нет, конечно, сейчас она изменилась, повзрослела. Вообще, внешне она очень даже ничего. Ну, может, немного лишнего веса — но ей идет, придает сходство с картинами французских импрессионистов. Белая кожа, синие глаза, шея с обилием небольших родинок. Лора всегда, еще с института, отращивала очень длинные ногти. Правда, у нее всегда был безупречный маникюр. Но длинные, загнутые ногти придавали ее руке сходство с птичьей лапой.

Демидов особо не оправдывался, и я с облегчением вздохнула: действительно, чепуха. Не иначе Платонов на мой счет развлекается.

Я направилась в кухню, чтобы вынуть мясо из шкафа, а Демидов двинулся в душ, захватив с собой трубку.

— Зачем? — удивилась я.

— Ну, мне могут позвонить, — пояснил он.

Ничего особенно странного в этом не было, но я почему-то обратила на это внимание.

Всю следующую неделю я сталкивалась с Платоновым везде, где это, в принципе, было возможно.

После работы он дожидался меня на улице, перед главным входом, картинно облокотившись на капот автомобиля. Платонов караулил меня на лестницах и в переходах. Я не знаю, как он это устраивал, но дважды мы с ним одновременно подходили к лифту. К изумлению двух наших сотрудников, в лифт я входить отказалась. Платонов печально улыбнулся и уступил мне место, оставшись внизу. Я поднималась в кабине лифта с ребятами в полном молчании, так же, молча, они вышли на своем этаже. Конечно, они решили, что я рехнулась, ну, да мне до этого уже не было дела! Находиться с ним в одной кабинке я физически не могла!

Самое главное, что Платонов не пытался заговорить со мной. Он просто насмешливо смотрел мне вслед, и снисходительно улыбался.

Женька бурчала:

— Ну и пусть пялится. Тебя убудет от этого, что ли?

Я нервничала, и у меня все валилось из рук.

Больше всего меня злило поведение Михайлова. Вернее, его молчание. После той дикой сцены в его кабинете мы не сказали друг другу и пары слов.

А в пятницу начались звонки.

Телефон звонил с разной периодичностью, но достаточно часто, чтобы работать я не могла вовсе. Общим для всех звонков было то, что звонивший молчал.

Эдик, с его неистребимой вежливостью, снимал трубку, внимательно вслушивался и вежливо говорил:

— Перезвоните, вас не слышно.

Примерно после десятого звонка я не выдержала и сняла трубку, положив ее рядом с аппаратом. Эдик сочувственно посмотрел на мою, покрасневшую от гнева, физиономию, но промолчал.

Целый час нам удалось поработать, не отвлекаясь. Зато потом в дверь заглянула Анна Петровна:

— Не понимаю, что у вас с телефоном?! Никто не может к вам дозвониться…

Она увидела трубку и осеклась.

Следом за ней в комнату вошел Михайлов, с каким-то чертежом в руках. Он тоже увидел трубку, покосился на меня и ничего не сказал.

Он подошел к Эдику, оба они склонились над схемой.

Я положила трубку на рычаг, и в тот же миг раздался звонок.