Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

Я невольно оглянулась на стену, разделяющую две комнаты, и неловко спросила:

— А когда Алексей Петрович пришел с работы? Только что?

— Нет, — удивившись подобному вопросу, ответила актриса. — Он в магазин выходил. А в чем собственно…

— Ни в чем, — перебила я. — Но не могли бы вы передать послание с кем-нибудь из своих учеников? — Актриса Игнатова подрабатывала ставя речь слушателей школы актерского мастерства при городском драмтеатре. Изгоняла из речи всяческие «как бы», «хы», вместо «гы» и убирала оканья волжан.

— Хорошо, — очень, очень удивленно кивнула Мария Германовна. — Но в чем дело, ты можешь мне объяснить?

— Нет. Извините. Но это очень важно. Письмо должно попасть в руки Ирины Яковлевны Туполевой.

— Туполевой? — переспросила актриса. — А почему ты не можешь отправить его по почте?

— Извините, но не могу. Ирины Яковлевны сейчас нет дома, а почтовый ящик может опустошить кто-то другой. Соседи или родственники.

— А когда она появится, эта твоя Ирина Яковлевна Туполева?

— Думаю, скоро, — горько усмехнулась я. Приедет сына хоронить.

Шагая в комнату Марии Германовны, я очень надеялась, что ее мужа-постояльца не будет дома. Я бы попросила у соседки разрешения написать письмо с изложением последних событий за ее письменным столом, поскольку не была уверена, что присутствие рядом мертвого Кирилла не сведет судорогой испуга пальцы, и я вообще смогу выполнить задуманное. Я не знала, кто из соседей пустил в дом убийцу, кто указал на мою дверь, в череде многих, наверняка я была уверена в одном — только малоподвижная актриса Игнатова не принимала в этом участия. Мария Германовна с трудом ходит и всех ее гостей и учеников встречает и провожает до комнаты кто-нибудь из соседей.

Присутствие Алексея спутало все планы. Ни один из жильцов колабановского дома не должен знать о письме. Иначе намеренье бесполезно, в нашем доме не умеют хранить секреты. И мне осталось только попросить напоследок:

— Мария Германовна, пожалуйста, не рассказывайте никому о моей просьбе. Ни Леше, ни даже Филарету, — пытаясь сострить, я снимала возникшее в комнате напряжение. — Это на самом деле очень, очень важно. Хорошо?

— Как скажешь, — актриса пожала плечами.

Если слова в состоянии описать ужас, который я испытывала, шагая по коридору к двери в свою комнату, то слова эти следует выписать кроваво-красной тушью готическим шрифтом. Но ни один словарь не в состоянии выдать нужное мне количество синонимов слова у ж а с. Он был материальным, густым и зубастым. Царапал кожу, грыз внутренности и слепил глаза. Я почти ничего не видела. Все заслонило собой видение тела мужчины на стуле у окна. Мне казалось, что я ступаю тротуарами ада. Первый раз я досконально поняла суть поговорки — благими намереньями вымощены дороги в ад.

Тошнота ворочалась в желудке холодными змеиными кольцами. Отвернувшись от окна и сцепив зубы, я сидела у письменного стола и, стараясь не упустить ни одной детали, подробно описывала наше с Кириллом знакомство, его ночевку в моем доме и последнюю просьбу. Сосредоточившись на числах, скрупулезно выписывала по часам время визитов Борисова к Белле, и понимала, что подобным вниманием к чужим тайнам, могу лишь навредить и выказать себя в нелицеприятном свете, но все же писала, так как не могла знать заранее, чего в этом описании получиться больше — вреда или пользы. Я придерживалась правила — хочешь выплыть сама, топи других. Время благородных принципов закончилось, наступили другие законы.

И я тонула. Захлебывалась в чужих, кровавых секретах и не знала, в каком направлении плыть. Я могла только бороться, и в этой битве не было места благородству. На кону стоит жизнь. Я могла предположить, что меня даже не довезут до камеры или придушат уже в ней — мертвое тело в моей комнате слишком наглядно свидетельствовало о решительном настрое врагов. Письмо, которое я старательно выписывала, оставалось последней надеждой, шансом на торг, если хотите. Предположительно, я не могу рассчитывать на беспристрастное следствие, предположительно, я не смогу доказать свою невиновность, но если это письмо когда-нибудь попадет в руки Назара Туполева, то… может быть хотя бы он мне поверит?

Кто-то очень грамотно выбрал козла отпущений и мне не выпутаться. Стоит только следователю взглянуть на кухонный нож, торчащий из спины Кирилла, как приговор будет вынесен — убийца Софья Иванова. Она же любовница, она же «медсестра из лечебницы».