Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

Четыре года назад вокруг купеческого гнезда с магазином «Продукты» на первом этаже, начали сносить ветхие деревянные постройки. Городская мэрия взялась за реконструкцию центра города, отдала площадь под элитную застройку и запретила прописку в дома, подлежащие сносу и плановому расселению.

Мой бывший муж умудрился прописать меня к колабановский дом два года назад, за год этого в коммуналку проник тихий сдвинутый мастеровой Мишаня Коновалов, полгода назад полупарализованная актриса-травести Мария Германовна Игнатова удивила всех — вышла замуж за сорокалетнего инженера Алексея Петровича и оставила себе девичью фамилию. По моему разумению, ничего невозможного в Российском государстве не существует. Приказы из мэрии растворяются в бумажном потоке, не достигая дна. Не удивлюсь, если в момент, когда на стены купеческого дома обрушится железная баба, откуда-то из обрушающихся стенок выскочит жилец, прописанный на площадь в эту самую минуту.

Четыре последних года коммуналка сидит на чемоданах и ждет ордера на новые квартиры. Семья охранника супермаркета Тараса Сухомятко ждет минимум три комнаты (общая площадь семьдесят один квадратный метр), у остальных претензии пожиже, зато надежды погуще. У Сухомятко двое детей, старший из которых посещает элитную школу в центре города исключительно благодаря прописке в центральном районе, так что добиваться ордера на данный район Тарас собирается исключительно измором.

— Никуда они, — имеется в виду хитрая мэрия, — не денутся. Двоих детей на улицу не выкинут.

Остальной народ воевать не собирается, все молчат в тряпочку и надеются, что хотя бы свет, газ и воду не отключат раньше времени.

Особенно тихо ведут себя три нелегала — я, Мишаня Коновалов и муж Марии Германовны. Нас прописали в запрещенные сроки и ордера нам сильно не светят, а слабо мерцают. В мэрии тоже не дураки сидят, могут и под зад коленом двинуть.

Надо добавить, что помимо нашей нелегальной троицы, три года назад в коммуналку по родственному обмену проник еще один жилец — скользкий как мыло племянник Анастасии Лопатиной, Лопатин же Игорь Михайлович, больше известный в определенных (имеется ввиду контингент постоянных посетителей пивных «Пингвин» и «Боцман») кругах, как «Гарик Лопата». Дряхлую, но невероятно склочную тетушку племянник прописал к маме за город, сам въехал в коммуналку и ждет — когда ему ордер на однокомнатную квартиру принесут?

Из нелегалов более или менее спокойно чувствуют себя Михаил Иванович Коновалов. В схватках за освободившуюся по случаю смерти комнату Петра Апполинарьевича Смирнова, произошедших спустя месяц после моего водворения среди троцкистов, он повел себя куда как благородно. Чем заслужил всеобщее (если исключить семью географа Кунцевича из трех человек) одобрение. Данное приязненное чувство распространилось и на руководство нашего ЖЭКа.

Я Петра Апполинарьевича помню плохо. Самым ярким воспоминанием остались утренние крики под дверью туалета:

— Сонька, твою мать! Хватит толчок задницей греть! Тут люди ср…ть хотят!

Через месяц проведенный под эти крики, Петр Апполинарьевич не рассчитал силы, принял на грудь чего-то низкокачественного и скончался от диагноза «отравление неизвестным веществом». Коммуналка похоронила Петра Апполинарьевича вскладчину и прямо на поминках начала гражданскую войну за освободившуюся площадь.

Прежде чем продолжить рассказ о гражданской войне, следует объяснить, как выглядит наше совместное жилище. От порога начинается длиннющий, заставленный скарбом коридор с дверьми по обе стороны. Двери, что идут по правую руку ведут в большие, почти тридцатиметровые комнаты, с высокими, под потолок окнами, выходящими на улицу перед магазином, — этих комнат всего три. Левую сторону занимают четыре пенала с окнами глядящими на заасфальтированный двор магазина. В пеналах жили я, покойный Петр Апполинарьевич, Мария Германовна (нынче с мужем, так как ее пенал чуть больше и разделен перегородкой на две части) и Гарик. В больших комнатах напротив проживали две семьи — охранник супермаркета Сухомятко с женой и дочерью, и школьный географ Семен Львович Кунцевич так же с женой и дочерью, — и тихий сдвинутый мастеровой Михаил Коновалов.

На освободившуюся площадь Петра Апполинарьевича, по понятным причинам, претендовали семьи. В обоих были дети и обе относились к так называемым перспективным, то есть оба супруга находились в самом детородном возрасте.