Олег Алякринский - Я — вор в законе - Общак

— Выходит, Урусов почти с самого начала был в курсе моих перемещений… — задумчиво пробормотал Варяг. — И если это так, то, вероятно, он уже вчера знал, что я в Нью-Йорке…

Это предположение кое-что проясняло. То, что похищение. Лены и Лизы, вполне возможно, организовал Урусов, точнее, не сам, конечно, а через своих оперов, которые действуют в Америке… Во всяком случае, это как раз в его стиле. Но какай у них может быть цель? Зачем им похищать женщину и ребенка и требовать в качестве выкупа — смешно сказать — пять миллионов долларов, когда на кону совсем другие бабки. Причем самое загадочное, подумалось вдруг Варягу, что Урусов почему-то до сих пор не объявил в розыск Сучкова — не того, ставропольского, а его, лже-Сучкова. Раз ему известно, что Игнатов путешествует по миру по документам Сучкова, отчего же не дублировать ордер, выданный на задержание Игнатова? Почему эмвэдэшный генерал не ищет Сучкова? То ли потому, что ему незачем его искать, то ли потому, что он вовсе не собирается официально его найти? Может, у него есть-какой-то свой тайный резон оставить его на свободе?

— Хорошо, я вас понял, Николай Валерьяныч. Мне ясно, что ничего не ясно, — решительно подытожил Владислав. — Держите меня в курсе событий. А Валере Авраменко передайте от меня приветик!

Алексей Васильевич Кортиков был весь на нервах. Он понимал, что операция с похищением близких Игнатова, которая так удачно началась и вроде бы удачно осуществилась, может в любой момент сорваться из-за какой-то мелкой оплошности — либо из-за дьявольского коварства этого опасного человека, каким представлялся ему смотрящий России, вор в законе, о чьей жестокости и хитрости ему все уши прожужжал в Москве Урусов. Но выбора у него не было — надо любым способом вырвать из этого денежного мешка выкуп. Пятьсот штук баксов, двести, сто штук — да хоть сколько-нибудь, хоть бы свои тридцать вернуть!

Как только ему в голову пришла мысль о том, что именно с Игнатова можно будет выбить тридцать тысяч долларов и тем самым компенсировать так позорно выкраденные у них американскими проститутками командировочные, он и не помышлял о большем. Но потом, когда все закрутилось, Кортикова понесло, и он, как обычно бывает, позарился на большее — и его обуял горячий азарт, как игрока-везунчика, который случайно зашел в казино и дуриком сорвал на рулетке крупный куш. Правда, Алексей Васильевич немного сомневался — выгорит ли вообще это дело. Клюнет ли Игнатов на записку? Может, он вообще отмороженный, забьет на своих жену и дочку, — что тогда делать? Ну, а если клюнет? Сколько реально отстегнет?..

Пребывая в глубочайших сомнениях, Кортиков сидел в своем номере в отеле «Россия», попивал маленькими глоточками джин со льдом, снова и снова прокручивал в голове события прошедшего дня.

…По каким-то отрывочным сведениям — то ли по данным эмвэдэшных сводок, то ли под впечатлением от американских фильмов, то ли по чьим-то рассказам — Кортиков помнил, что в северной части Бруклина имелась масса свалок и старых, заброшенных, полуразрушенных фабричных корпусов — там можно было втихаря сховать не только двух вусмерть перепуганных заложниц, но при необходимости целую сотню десантников-террористов. Действительно, приехав в Бруклин, троица Кортиков, Левкин, Свиблов после получасовых поисков натолкнулась на пустой цех. Вспугнув стаю ворон, Кортиков прошелся по цеху и отыскал подходящее помещение-подсобку. Быстро затолкав женщину и девчонку в эту подсобку, он затворил дверь снаружи на засов, пригрозив, что они не получат воды и пищи, если поднимут хоть малейший шум, и наврав, что его ребята останутся тут на ночь. Они вернулись в отель «Россия» и разошлись по комнатам. Кортиков лег спать и, несмотря на все нервное напряжение от бурных событий первого дня в этом проклятом Нью-Йорке, заснул как убитый.

А проснулся он до рассвета, часа в четыре: дала о себе знать шестичасовая разница во времени с Европой — организм отказывался спать. Алексей Васильевич встал, оделся и откупорил бутылку джина. Теперь осталось самое главное и неприятное: звонок Игнатову. Нет, так рано он не станет звонить этому гондону. Пусть посидит, за жизнь покумекает. Пусть понервничает.

Дождавшись девяти утра, Кортиков собрался-таки с духом и набрал по рекламной карточке отеля нужный номер. Трубку снял портье, и Алексей Васильевич произнес, тщательно выговаривая английские слова:

— Мистер Сучков, плиз!