Валерий Барабашов - Крестная мать

— Я знаю, ты артистка, из ТЮЗа, — просто и спокойно сказала женщина. — Фамилию я твою забыла, а лицо помню. Мы с сыном, когда он еще не служил, были у вас на спектаклях, «Ромео и Джульетту» смотрели.

— Да, я и сейчас играю в этом спектакле. — Марийка смутилась — тайна ее перестала быть тайной. Теперь эта незнакомка знает практически все, а Марийка вовсе этого не хотела. Она переменила тему.

— Я вижу, у вас горе?

— Горе, дочка, горе. Сын в армии погиб, месяца еще не прошло. А в конце декабря и мужа убили. Я как раз из милиции иду. Ходила, спрашивала про мужа. Пока ничего не знают, кто это сделал. И на работе сократили-и… — Женщина заплакала, и Марийка не стала ее утешать. Такому горю разве поможешь? Это не с ночной гулянки идти, где тебя унизили! Да, но не отняли близких людей, с работы не выгнали.

Женщина быстро взяла себя в руки, вытерла слезы скомканным в руке платочком, продолжала:

— Ты на милицию особенно не рассчитывай. Если эти мужики, что тебя обидели, денежные, — ничего ты не докажешь. Опозоришься только, правильно ты думаешь… Мерзавцы, конечно! Вешать их, кобелей сытых, надо… Тебя как, дочка, зовут?

— Марийка. Мария, вообще-то, Полозова. Это так, в театре — Марийка да Марийка, я и привыкла. Подруги звали… — Она вздохнула, подумав о Яне с Катей — подруги ли?.. — А вас как зовут?

— А меня Татьяной. Татьяна Николаевна. Морозова. Бывший инженер-конструктор, на военном заводе я работала. А тоже вот, начальству не угодила, на митинги ходила, Ельцина и кто за него критиковала — меня и сократили. Не посмотрели на то, что сын в Чечне погиб, мужа убили…

— Да-а… — только и смогла сказать Марийка. Вот и она, возьмись только правду и защиту искать… На кого ей опереться? Кто ее защитит, в свидетели пойдет, поддержит?

Женщина словно прочитала ее мысли.

— Марийка, хочешь я тебе совет дам? Раз уж нас случай свел, открылись мы друг другу.

— Какой совет, Татьяна Николаевна?

— Не ходи ты в милицию, не позорься. Все против тебя обернется, уж я пожила, знаю. Лучше деньги с них возьми.

И тембр решительного, враз окрепшего голоса Татьяны Николаевны, и то, с какой она силой и убежденностью говорила, не ускользнуло от профессионального внимания Марийки. Даже сейчас она не забывала наставлений своих студийных преподавателей — наблюдать жизнь всегда и везде, при любых обстоятельствах! Что бы ни случилось — наблюдайте! — не уставал говорить им, студентам, любимый наставник-артист, известнейший Владимир Иосифович…

«Как эта женщина точно выражает свои мысли! — думала Марийка, невольно любуясь Татьяной. — И жесты у нее естественны и красивы, и руки очень «говорящие», их ничему не надо учить, они сами все делают и прекрасно дополняют речь. Бог ты мой, сколько они, студенты, бились в свое время на занятиях именно с руками! А тут — само совершенство, пластика, выразительность. И взгляд, его не забудешь — в нем те несказанные, но такие понятные и верные слова».

А Татьяна напористо развивала свою мысль:

— Но действовать надо сегодня, сейчас! Упустишь момент — ничего потом не докажешь, поезд уйдет.

— Но что делать-то, Татьяна Николаевна? Вы же сами говорите: в милицию не ходи. Мне и самой стыдно… ужасно!

Татьяна подумала.

— Слушай-ка, дочка. Твоя мать далеко живет?

— Далеко. В Камышловке, за Свердловском.

— А здесь, в городе, она была когда-нибудь?

— Да, однажды приезжала меня проведать.

— А в театре ее видели? Подружки твои?

— Нет. Она стеснительная, неконтактная. На спектакле была, «Кошкин дом» смотрела.

— Так. Хорошо. — Татьяна о чем-то напряженно думала. — Давай дело в долгий ящик не откладывать, дочка. Пошли!

— Куда?

— А к мужикам этим. Скажем, что я твоя мать, приехала в гости, а тут такая беда.

— Но… Татьяна Николаевна…

— А чего Татьяна Николаевна? Я уже сорок один год Татьяна Николаевна. Крестной твоей стану, поняла? Сынок у меня крестный есть, теперь и дочка будет. А мы там не будем особо распространяться, родная я тебе или крестная, или тетка с улицы, поняла? Главное — дело сделать. Получить с этих кобелей надо как следует. Ничего, с них не убудет и на три миллиона, и на пять.

— Пять миллионов рублей? — Марийка судорожно глотнула голодную слюну — даже от звука этой суммы у нее закружилась голова. С ума можно сойти!

— А что? Наша женская честь дороже. Ей, если хочешь знать, вообще цены нет. Ладно, пошли! — Татьяна решительно поднялась. — Делать надо сегодня же, это точно! Ты знаешь, где они работают?