Питер Кейв - Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач - Новая война

— Вот именно, мистер Лорд, — ответил Мендоса.

— Конечно, — сказал Лорд. Он открыл дверь в гостиную и позвал: — Лаура, моя сладкая, иди сюда. — Она пришла, всхлипывая в платок. — Ну, будет, дорогая. Перестань плакать, это ни к чему. Эти джентльмены просто выполняют свои обязанности, делают то, что положено. Нет никакого повода волноваться. Твоя мама просто немного возбуждена, она не знает, что говорит.

— Да, Кен, — сказала она, шмыгая носом.

— Поэтому ты им покажешь комнату твоей сестры и не будешь беспокоить глупыми вопросами. Полагаю, они знают, что делают. О'кей?

— Да, Кен. А ты… ты будешь…

— Конечно, детка, к вечеру я вернусь. Может, съездим в какое-нибудь тихое местечко, чего-нибудь выпить или еще что, м-м? О'кей?

— Да, д-дорогой.

— Ну, тогда все в порядке. — Он поцеловал ее и слегка подтолкнул. — Полиция ждет. Пока.

Он небрежно поклонился Мендосе.

— Приятно было познакомиться, сэр.

Лаура поглядела ему вслед, затем печально сказала, что готова показать им комнату Маргарет и повела наверх.

— Этот Лорд кажется славным парнем, — сказал Дуайер, когда она оставила их одних в комнате.

— У-гу, — ответил Мендоса. Дуайер понял, что лучше не мешать, и замолчал. Он нашел пепельницу, сел на кровать и закурил. Мендоса прошелся туда-сюда, впитывая ощущения от комнаты. Большая комната: в старых домах большие спальни.

Маргарет пользовалась лавандовым одеколоном: без особых изысков, ничего неожиданного. В большом шкафу многочисленный гардероб, но вся одежда в нем — самая обыкновенная. Украшений немного. (Очевидно, Арден еще не подарил ей обручального кольца.) Самая обычная спальня. Современная кровать с низким изголовьем, датский орех; туалетный столик, комод; у окна довольно большой ореховый стол. Все очень чисто, нет даже тонкого слоя пыли на стеклянной поверхности столика. Она ушла отсюда в семь тридцать вечера в субботу, чтобы отправиться в гости, но перед тем как уйти, навела в комнате порядок. Вся в мать.

В ящике комода — стопки белья. В шкафу на крючках висела дюжина сумочек. Мендоса все их пересмотрел. Ничего хоть отдаленно напоминающего беспорядок не было даже в тех из них, которыми пользовались не часто. Несколько кассовых чеков, несколько спичечных упаковок, забытый носовой платок.

Он пересек комнату и посмотрел на письменный стол.

— Такая аккуратная молодая леди, судя по ее сумочке, — пробормотал он, сел и принялся осматривать содержимое ящиков стола.

Ее бумага для записей была серой без рисунков, с отпечатанными темно-синими буквами именем и адресом. В одном из ящиков лежало несколько больших конвертов из плотной бумаги с лаконичными пометками: «Квитанции», «Сохранить» и «Налоговые бланки». Все размечено, снабжено краткими справками, чтобы за минуту можно было найти необходимое. Дочь своего отца? Мендоса методично просматривал бумаги. Наконец сложил квитанции обратно в конверт, отложил его в сторону и взял конверт с надписью «Сохранить».

Там была открытка, подписанная «Джордж». Отправлена, судя по штемпелю, с озера Тахо в августе прошлого года,

«Дорогая Маргарет! Мы прекрасно проводим время, народу здесь не очень много, погода великолепная. Майк сделал много снимков, надеюсь, все они получились. Увидимся в понедельник. Твой Джордж».

За открыткой шло любопытное, довольно несвязное письмо от некоей Джейнис. Там говорилось, что, конечно, она понимает, что Маргарет не имела в виду ничего плохого. Это просто был случайный разговор. Но у Джона тяжелый характер и он устроил сцену, хотя в конце концов и понял, что между ней и Хантом ничего такого не было. Она так расстроилась! Возможно, она наговорила Маргарет лишнего, и она надеется, что Маргарет поймет и простит ее. С мужчинами так трудно, не правда ли? И, разумеется, произошло ужасное недоразумение.

Да. Роберта Сильверман была более прямолинейна. Мендоса отложил письмо в сторону. Неплохо бы узнать, кто такая Джейнис, Джон и Хант.

Несколько писем от президента и секретаря «Клуба добрых самаритян», полученных за несколько лет. Они написаны по поводу лиц, которых Маргарет посещала. Во всех содержалась горячая похвала ее деятельности.

Последнее письмо отличалось от остальных. На штемпеле стояла дата — четырнадцатое июля этого года, то есть прошлая пятница. Дешевый конверт, большой лист бумаги в нем сложен вчетверо. Разлинованная голубым страничка вырвана из школьной тетради. Письмо написано карандашом, довольно аккуратно, крупным детским почерком человека, не привыкшего много писать. Приветствия не было.